Вячеслав Жуков - Сердце дурака

3

- Ты видел когда-нибудь, как растет подсолнух? Это самый большой цветок, за которым я наблюдаю. Я всегда хлопаю в ладоши рано утром, когда цветы спят и летают во сне. Я делаю это тихо, не приближая ладони друг к другу; я думаю об этом, но все равно подсолнухи просыпаются первыми и смотрят на меня, и поднимают высоко-высоко, выше всех цветов и деревьев. Я улетаю дальше, сначала к роще, а потом снова к началу поля, и внизу подо мной тысяча двести одиннадцать зеленых глаз, сто сорок дней подряд, пока не наступит осень и время цветущих одуванчиков. Это мои последние цветы, год рассыпается и уходит со снегом в сон. Все спит и надеется расцвести и ожить в звуках и красках бесчисленных новых цветов, названия которым нужно еще придумать. Написать старую песню в новом году: мне кажется, что когда-то они улетели от нас навсегда или превратились в траву и колючки. А сейчас вновь вернулись и стали еще лучше и прекраснее, потому что мы их вспомнили и полюбили. Цветы и ветер, меняющие облик и дни, с каждым часом раскрывая букет огромных соцветий, рисуя калейдоскоп неповторимого и нужного каждому здесь и там. Необходимого, как дождь в саду, как прошлое зимой, как вне дорог попутчик бесконечный. Ветер в цветочном лугу, дающий смысл и тепло когда-нибудь увиденного солнца.

День рождения

1

Прошел почти месяц с тех пор, как я вернулся со студенческой конференции. Я стою в толпе встречающих, в руках - цветы все из того же неиссякаемого монастырского источника. На меня странно смотрят: что же я собираюсь делать с этой зеленью? Мне все равно, лишь бы милая меня не подвела и действительно прилетела обещанным самолетом. И уж тогда вы не на мои цветы глазеть будете такой красавицы здесь не сыскать. Я волнуюсь, вытираю ладони; наконец-то подогнали трап. Один, другой, третий - серые камешки, фон для моей (моей, черт возьми!) любимой: она все в том же голубом брючном костюме, все так же хороша и недосягаема для всяких задрипанных студентов. Я робею, вытягиваю руку с цветами, прячусь за ними, и нерешительно делаю шаг вперед.

- Здравствуй, мой хороший.

2

- Все боится времени, а время боится пирамид. Все мы боимся женщин. Чего же боятся они?

- Ах ты, глупыш.

- Жизнь достаточно коротка. Поэтому я пытаюсь натворить как можно больше глупостей. Мало того, что они приятны, о них, оказывается, и приятно вспоминать. Так что называй меня, как угодно. Если хочешь, то и милым.

- Милый, мне нравятся твои глупости.

3

- Кстати, к двадцати пяти годам ведущие киноактеры вставляют вместо своих фарфоровые зубы в том порядке, в котором природа бессильна - в идеальном. Поэтому им есть смысл так часто улыбаться.

Я внимательно посмотрел на Милу. Она еще раз широко улыбнулась и сказала:

- Представляю, как у них клацают зубы.

- Ты - прелесть, - смеясь, сказал я. - Пожалуй, я к тебе начинаю привыкать.

- А я уже привыкла.

4

Я делаю вид прилежного и внимательного ученика, впрочем, как большинство студентов нашего потока. Я мечтаю (что, кстати, я делаю всегда). Я тщательно вношу все анатомические подробности моей подруги в общую тетрадь по Земледельческому праву. Надеюсь, что вчера заменит сегодня, а сегодня завтра. Я вновь иду босиком по теплому бетону навстречу своей надежде. В руках - цветы. Поляна, и редкое ощущение, что никто в целом мире не помешает и не сможет вмешаться. Я открываю глаза: рядом со мной стоит Изобретатель Плуга. Весь курс притих, я тоже - ведь я здорово рисую, особенно под свежим впечатлением недавних событий. А вдруг понравится? Шишки с маслом: гордо поникнув головой, я иду прочь из зала, без тетради и без настроения. На широком подоконнике, где я устроился с ногами, все возвращается на свои места. В оставленной кем-то газете я нахожу единственную интересующую меня рубрику: "Сегодня в кинотеатрах". Здорово! "Великолепная семерка". Я так много слышал об этом фильме от своей матери. Она часто рассказывала мне вместо сказок содержание виденных фильмов. Странно, но мне кажется, что фильмы предыдущего поколения были более значимы и интересны. Мать мне говорила, что на фильм шли, как на праздник, тогда фильм был эпохой и верой в лучшее. Пили, что ли, больше или билеты были дешевле? Я вспоминаю названия "слышанных" мною фильмов: "Звуки музыки", "Лев зимой", "Огни большого города", "Бумажная луна"... Если бы мне довелось когда-нибудь сочинять мемуары от скуки и безденежья, я обязательно написал бы их в виде сценария - за фильм больше платят. И эпиграфом к нему я поставил бы золотым монументом вечной мудрости и оптимизма слова Красной Шапочки: "Неприятностей на свете не бывает никогда". Они бывают только у меня, так как я себя причисляю к пессимистам земледельческого толка, и, пожалуй, в этой партии я один без последователей и продолжателей дела борьбы за свободу рисования. Но вот, наконец, лекция закончилась. Из дверей актового зала важно вывалился Изобретатель Плуга и подошел ко мне: "Что же вы, молодой человек, не сказали о столь значительном событии в вашей жизни - свадьбе, состоявшейся вчера? А? М-да, да, держите свою тетрадь. Поздравляю. Но не забывайте об учебе. Впрочем, и это пройдет". И он засеменил дальше. Я ошалело смотрю ему вслед: черт возьми, какая свадьба, какие события, что пройдет? Я так растерялся, что, слава богу, ничего не успел спросить. Я смотрю на улыбающегося Дина - он в первых рядах ржущей толпы, и, наконец, соображаю: нахал, женил меня без спроса, без благословения, сукин сын. Дин осеняет меня крестным знамением, и вот я уже разведен неизвестно с кем, и всей гурьбой мы мчимся в столовку. "Компот за счет жениха!" - кричит Дин.