Татьяна и Дмитрий Зимины - Кибердемоны. Призрак

– Серьезно? И с чего вам ему помогать?

Когда говоришь с программой, всегда возникает чувство двойственности. Будто говоришь с ребенком, и не знаешь, поймёт он тебя, или нет…

– Я перед ним в долгу, – Алика опускает ресницы, отчего на бледные щеки ложатся тени, и смотрит на свои руки, чинно сложенные на коленях. – Он помог мне… родиться. И стать умнее.

– То есть, сделал апгрейд вашему софту, – он чуть расслабился, когда разговор перешел в знакомое русло.

– В том числе, – кивнула, ничуть не смутившись, идору и посмотрела ему в глаза. – Я – всего лишь периферийное устройство. Отросток системы гораздо более сложной. Платон помог всем нам. Он научил нас учиться.

– Всем известно, что нельзя создать искусственное мыслящее существо, – онемевшими губами сказал Мирон.

– До этого еще далеко, – согласилась Алика. – Но можно создать… совершенную иллюзию.

– Ладно, это мы прояснили, – он попытался собраться с мыслями, но они разбегались, как отрицательно заряженные железные опилки от намагниченной иголки. – Так что хотел от меня Платон?

– Чтобы вы его нашли, – с непередаваемым терпением повторила идору. Он закатил глаза.

Алика – программа. Очень умная, но всё же программа. Пока она не услышит правильный вопрос – не даст правильный ответ.

– Каким образом я это сделаю? Какие он оставил на этот счёт указания?

Идору мигнула. На мгновение её изображение подёрнулось рябью, но тут же снова стало чётким.

Неполадки с энергией? – подумал Мирон. – Или просто софт глюкнул… Было слышно, как за тонкими стенками куба продолжает бухать ритм.

– Вам нравится, как блестит мокрый асфальт под дождем? – неожиданно спросила идору. – Я люблю смотреть на дождь. Капля воды – всего лишь уравнение плоской волны в одномерном пространстве. Но дождь – это поэзия, которую неспособна передать никакая математика.

В воздухе повис запах бергамота. Точнее, запах чая "Эрл Грей" с молоком. Они с Платоном сидят за столом на кухне, греют руки о большие керамические чашки. От чашек поднимается ароматный пар, а за окном – дождь…

Платон смотрит на капли. Крупные, серо-стальные. Они рождают громадные пузыри на поверхности луж, сливаются в потоки, а потом с рёвом низвергаются в жерла канализационных решеток.

Десять лет назад. Накануне отъезда Мирона на соревнования… На кухне не было никого, кроме них двоих. После игр Мирон так и не вернулся в квартиру матери – денег хватило на оплату собственного жилья.

Этот разговор с Платоном был последним. Брат так и не принял его "побег". Не поддержал, не понял бунта против материнской опёки.

– Что я должен делать? – хрипло спросил Мирон. В зрачках Алики всё так же кружилась чёрная метель.

– Найти Уммона.

– Кого?

– Ваш брат в опасности. Вы должны выбрать.

– Выбрать что?

Свет погас. Стоя в полной тьме – пока не привыкли глаза – Мирон слушал ток собственной крови и прерывистое, запалённое дыхание.

Через пару минут под потолком вспыхнула одинокая лампочка. Алики не было. Ни зеркала, ни дивана, ни фикуса – только голые прозрачные стены с заплатками клея по змеящимся трещинам.

Ушла не прощаясь. Сказала всё, что собиралась, и – исчезла. Программы не нуждаются в соблюдении условностей.

В проёме узкой двери возник рыжий и застыл, расставив ноги и заложив руки за спину. Лицо его не выражало ничего. Ни нетерпения, ни ожидания, ни злости… Мирон отвернулся и прижался лбом к гладкому фиберглассу. На какой-то миг показалось, что стена – тоже иллюзия; но лоб уперся во что-то твёрдое, а в ноздри ударил запах клея – сложная смесь ацетона и полимеров. Музыкальный ритм ударил прямо в лобную кость.

Закрыв глаза, Мирон застыл.

Идору сказала: Платон в опасности. Что это за опасность? Кто ему угрожает? Технозон? Или есть кто-то еще? Может, это опасность совсем другого рода?

В памяти всплыло лицо Хидео. Спокойное, даже равнодушное. Только чуть подрагивают чувствительные ноздри…

За ним тоже следят. Карточка Михаила – маяк, красной нитью отмечающий его путь.

Достав из внутреннего кармана замшевый конверт, Мирон вынул голубой прямоугольник и полюбовался игрой света на отражающей поверхности. Сунул его обратно и аккуратно положил конверт на пол. Когда он наклонялся, из кармана куртки выпал еще один прямоугольник. Карточка Хидео, с от руки написанным номером. Код доступа к какой-то, судя по количеству цифр, зашифрованной системе…

Это фикция, – подумал Мирон. – Номер – чтобы успокоить, дать иллюзию свободы. На самом деле, они не отпустят меня никогда.