Владимир Журавлев - Дверь в никуда

Дальше - больше: Никита стал замечать, что его сопровождает туча комаров.

Он по-прежнему не мог коснуться ничего в этом лесу, и комары не могли отведать его крови. Но все-таки каким-то образом ощущали его присутствие и слетались.

Никиту это обстоятельство нисколько не беспокоило: мало ли какие чудеса можно увидеть во сне? А он по прежнему считал сны на бегу пусть необычными, но снами.

Но однажды проснувшись с яростно зудящей искусанной рукой, он решил, что для сна это слишком беспардонно. И стал подумывать, не рассказать ли о странных снах Ане или Эрику, к которому он время от времени ходил на медосмотр. Настоящие комары покусать его не могли, ну не забирались они на высоту почти в полтора километра, где находилась квартира. Никита считал, что зуд и волдыри на его руке - результат самовнушения, а не настоящих укусов. Он слышал, что такое бывает, но у него никогда раньше не случалось ничего подобного. И эти выверты подсознания, появившиеся вероятно в результате смерти и оживления, начинали его тревожить.

А в снах появилось новшество: Никита стал ощущать запахи чудесного леса.

Прель осенней листвы и кислый запах муравьиной кучи, нежный, похожий на ландышевый, аромат каких-то поздних цветов, в заросли которых он однажды забрел, и резкую вонь гроздей бордовых ягод на низких кустиках. А вот грибы пахли как надо, грибами. Запахи во сне... полная клиническая картина шизофрении. Правда, по сравнению с укусами комаров из сна, это было совершенной чепухой. Как и появившееся вслед за запахами ощущение прикосновения к рукам Никиты ветвей и листьев сонного леса. И порой Никита видел, как после таких прикосновений ветви раскачивались. Но когда он пытался схватить что-то сознательно, у него ничего не получалось: он просто не чувствовал своих рук. Но Никита не оставлял попыток, по предшествующему опыту он знал, что все получается не сразу, нужно искать форму волевого усилия, чтобы добиться желаемого. А ему хотелось обрести полную свободу действий в сонном лесу. Это был только его мир, в котором он мог скрываться от действительности двадцать второго века, которая не очень его устраивала. Не больше, во всяком случае, чем его родной век. И ему просто нужно было время от времени бежать из реальности туда, где он был совершенно свободен. А что лучше всего подходит для этого, чем реальность сна?

Никита пытался запомнить и восстановить свои чувства в те моменты, когда ощущал прикосновения к сонным деревьям. И наконец пришла победа, когда ему удалось сознательно ударить ветку. Ветка закачалась, роняя капли воды - в тот день шел дождь. Потом это стало повторяться все чаще и чаще. Было в новой власти над сном, правда, одно неудобство: комары стали донимать Никиту каждый раз, когда ему удавалось создать ощущение прикосновения. А потом настал день, - день в лесу, и ночь в реальности, когда Никита ощутил под босыми ногами холодную листву и колкие сучки. Да, под босыми, хотя взглянув вниз он не увидел своих ног. И при том, что ноги мерзли на холодной земле, телу было тепло. Ходить так было не слишком-то приятно: колкие сучки, опавшая хвоя.

На этот сон и выпал Никите тот случай, который заставил его наконец рассказать о снах Эрику. Пробираясь босиком по лесу, уже начиная желать поскорее покинуть его, Никита наступил на место, где земля провалилась под ногой - вероятно на норку мыши или крота. Жесткий корень впился в ступню, и Никита не смог удержался на ногах. Падая, он напоролся на сучок и сильно оцарапал руку. От боли Никита неосознанно сделал волевое усилие, выбросившее его из сна. Но он не очнулся сразу в постели, а прежде на несколько секунд оказался в странной комнате, по стенам которой были развешаны широкие полосы белой ткани с нарисованными на них причудливыми иероглифами. В середине, на голом полу, сидел молодой китаец неприятного болезненного вида, худой, сутулый, со слишком большими для него руками и ногами, торчащим ежиком жестких черных волос на голове. Китаец смотрел на Никиту с отрешенной улыбкой. Потом Никита долго вспоминал этот взгляд: китаец явно видел Никиту, и Никите это было очень неприятно.

Очнувшись в своей постели, Никита сначала ощутил, как замерзли его ноги, а потом боль. Включив свет, он увидел на предплечье свежую, длинную, сочащуюся кровью царапину, как раз там, где он оцарапал руку во сне. Для Никиты это не было чудом: он читал когда-то, что у фанатично верующих на руках и ногах появлялись раны, как от гвоздей. Но он был испуган не на шутку подобными свойствами своей психики, и решил немедленно бежать к Эрику. К сожалению, его намерение не удалось осуществить сразу: Эрик уехал в горный поход, и просил его не беспокоить, как сообщил автоответчик. Вытаскивать его срочно со склона Никита посчитал не совсем удобным, и решил подождать до очередного медосмотра, который должен был состояться через три дня. Ане он рассказывать о снах категорически не хотел: в последнее время они с Аней общались меньше, она была занята какими-то своими научными делами, хотя продолжала работать и с Никитой. Никита не хотел, чтобы Аня приняла его рассказ о снах за попытку привлечь к себе внимание.