Андрей Зинчук: Человек играющий

За несколько дней остров был обшарен нами вдоль и поперек с той же тщательностью, что и упомянутая выше крышка стола. Собаки не было.

"ВЕРНУЛАСЬ ЧАПА. ЧТО С НЕЙ БЫЛО, МЫ НЕ ЗНАЕМ.

БЫЛО БЫ ЕСТЕСТВЕННЫМ СВЯЗАТЬ ЕЕ ПОЯВЛЕНИЕ С ЛОДКОЙ, ВЕЧЕРОМ ПОБЫВАВШЕЙ НА ОСТРОВЕ. НО ВЕДЬ В ТОТ ДЕНЬ, КОГДА ОНА ИСЧЕЗЛА, НИКАКОЙ ЛОДКИ НЕ БЫЛО!

КТО БЫЛ В ЛОДКЕ? КТО ОСТАВИЛ ПРОДУКТЫ? МОЖЕТ БЫТЬ, СТАРИК? ТОЛЬКО ОН ЗНАЕТ О НАШЕМ ПРЕБЫВАНИИ НА ОСТРОВЕ. НО ПОЧЕМУ ОН НЕ СНЯЛ НАС ОТСЮДА?

ПОЧЕМУ УЕХАЛ, НЕ ДОЖДАВШИСЬ? ОТКУДА УЗНАЛ, ЧТО У НАС КОНЧАЕТСЯ ВОДА? КАК В ЕГО ЛОДКЕ ОКАЗАЛАСЬ СОБАКА? (ЕСЛИ ОНА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТАМ ПОБЫВАЛА.) ЧАПА БЛИЗКО К СЕБЕ НИКОГО НЕ ПОДПУСТИТ, КРОМЕ МЕНЯ, МАТЕРИ ИЛИ ЛОТА.ЧТО СТАРИК ЗНАЕТ ОБ ОСТРОВЕ?

ЧТО ВООБЩЕ ТУТ ПРОИСХОДИТ? КАК МЫ ОТСЮДА ВЫБЕРЕМСЯ?"

Я проснулся первым. В закрытые глаза сквозь щели в досках хибары било солнце. Я тут же вспомнил ночную историю. Собственно говоря, ее не пришлось даже вспоминать, я проснулся с этой историей, потому что всю ночь она торчала в голове, как гвоздь. Проснулся и Лот. Открыл глаза и отвернулся к стене. Было видно, что вставать ему не хотелось. Встать в данный момент значило наткнуться на Чапу, валявшуюся у входа, и задать себе опасный вопрос: где она была?

Потом пойти к непросохшим углям и убедиться, что меж них нет ни искорки огня и пищу готовить не на чем.

Вот что значило для нас встать. Поэтому мы предпочитали лежать голодные. В хибаре- было неуютно, нам хотелось есть и не хотелось прибираться.

"БРОСИЛИ В МОРЕ БУТЫЛКУ С ЗАПИСКОЙ, ЧТОБЫ НАС ОТСЮДА СНЯЛИ. ЧТО БЫ ТЕПЕРЬ НИ ПРОИЗОШЛО, БУТЫЛОЧКА БУДЕТ ПЛАВАТЬ".

Под маяком бухта по-прежнему была забита нефтью, на поверхности плавала рыхлая серая пена.

Когда я вернулся к брату, он записал в дневнике:

"СТАРИК ПРИЕЗЖАЛ НЕСПРОСТА. ПЕРЕБРАЛИСЬ ОБРАТНО В ПАЛАТКУ. ПОВЕРХ НЕЕ НАТЯНУЛИ ПРОРЕЗИНЕННУЮ ТКАНЬ, ИЗ КОТОРОЙ БЫЛ СВЕРНУТ ТЮК. ТЕПЕРЬ ДОЖДЬ ПАЛАТКЕ НЕ СТРАШЕН. ВОДА ПОСЛЕ ДОЖДЯ МУТНАЯ, ВИДИМОСТЬ НЕ БОЛЕЕ МЕТРА. ЧАПА ШЛЯЕТСЯ НЕИЗВЕСТНО ГДЕ И ЗАЧЕМ".

Потом я сидел на берегу, а Лот охотился, хотя было уже темновато. А позже произошло событие, перевернувшее нашу жизнь:

"мы ДОБЫЛИ огонь".

Додумался Лот. От спичек ничего не осталось - их головки превратились в мокрую кашу. Лот осторожно разбил лампочку одного из фонарей и раскаленной спиралью прикоснулся к листу бумаги. Спираль перегорела, но бумага начала тлеть. Затаив дыхание мы следили, как маленькое пламя покусывает угол листа.

Огонь! Теперь дотянем! Переживем! Ничего нам теперь не сделается! С огнем ничего не страшно! В эти минуты мы, наверное, походили на первобытных дикарей, в руках которых оказалось неземное сокровище - огонь. С огнем вспыхнуло и расцвело со всей свирепостью чувство голода. В котелок полетело все, что было под руками съестного. На острове вкусно запахло... А ночью мне приснилось купе скорого поезда. И был удивительно приятен особенный казенный запах вагона, и стук колесных пар, и летел в бескрайнюю ночь спасительный свисток локомотива, и не было больше острова, а была шершавая безопасная стена купе, и опасный край верхней полки, и то и дело сползающее вниз скользкое казенное одеяло. Мы мчались домой.

Тем неприятнее было пробуждение. Полную растерянность вызывал небольшой и в принципе очень банальный бумажный стаканчик вроде того, какие дают в киосках вместе с лимонадом. Стаканчик этот был свежим, от него вкусно пахло. Теперь им играла Чапа - вылизывала, мяла в лапах. Лот подобрал стаканчик за палаткой. Не в воде и даже не у обреза воды, а на берегу. Вот что было страшно! В воде - тут все просто, мало ли всякой дряни плавает в морях. А вот стаканчик на берегу - это посерьезнее! Мы сидели у костра и перебирали все возможные варианты появления на острове такой престраннейшей и такой пренеприятнейшей штуковины. Объяснения не было.

Этот момент я помню особенно хорошо: у брата блестит под носом капелька пота, и он то и дело смахивает ее ладонью. Но она появляется вновь, и он опять ее смахивает. Чапа перекладывает голову с одной лапы на другую, а когда ей это надоедает, идет в палатку и шумно шарит по пакетам. А мы почему-то не реагируем, вместо того чтобы-отвесить ей законного пинка. Мы молчим, а, может быть, как раз в этот момент нам следовало бы кричать и метаться с головней по острову.

Но нам этого не хочется. И не только потому, что все это абсолютно бессмысленно, но и потому, что этим можно чему-то навредить. Покою нашему, например, которого у нас не было уже много дней из-за причин куда более серьезных, нежели этот треклятый стаканчик! Мы ведь так устали, так измотались... Нам так плохо и неуютно на нашем острове. Нам хочется домой или, наоборот, уже никуда не хочется. Необходимо, чтобы кто-нибудь нам помог. Или вовсе не помогал и оставил все как есть. Но Чапа так сверкает на меня глазами, что я невольно вздрагиваю, кричу и бужу брата. Он, словно оглушенный, встает и, пошатываясь, бредет к палатке. А я иду вслед за ним, чувствуя нестерпимую пустоту внутри.