– Ох, Манфред, какой же ты все-таки бесповоротный идеалист. – Аннет поглаживает его плечи. – И все ради чего – ради музыки?
– Не только ради нее. Едва у человечества появится функциональный искусственный интеллект, едва первые человеческие сознания подвергнутся выгрузке в Сеть, назреет тут же вопрос: как защитить их от юридических поползновений? Благодаря Джанни я теперь вижу как.
Он все еще объясняет ей, как заложить основы трансчеловеческого взрыва, который должен произойти в начале следующего десятилетия, когда она берет его на руки, несет в свою спальню и совершает над ним возмутительные акты интимной близости. Но в этом нет ничего плохого. В этом десятилетии он все еще – человек. И это пройдет , [44] «Все проходит, и это пройдет» – слова на перстне библейского царя Соломона.
понимает бо́льшая часть его метакортекса и уплывает в Сеть обдумывать глобальнейшие вопросы, оставляя слабую плоть наслаждаться моментом.
Джек Кузнечик, скок-поскок, несется через запад и восток, сверкая синими огнями на пальцах своих ног. В правой руке, выпростанной вперед для сохранения равновесия, он сжимает украденные воспоминания одного простофили. Жертва остается позади – сидеть на холодных булыжниках мостовой, не понимать, что только что произошло, и таращиться вослед убегающему юноше. Толпы туристов эффективно блокируют обзор, да и в любом случае – не сможет простофиля угнаться за похитителем. Амнезия жертвы наскока – так это называет полиция. А для Джека Кузнечика жертва наскока – просто еще одна добыча, обеспечивающая топливом его русские армейские сапоги-скороходы боевой модели.
Ограбленный сидит на мостовой, ухватившись за ноющие виски. Что со мной произошло? – пробует понять он. Вселенная для него – яркое, размытое не пойми что, забитое прыткими формами и громкими звуками. Вживленные в уши регистраторы непрестанно перезагружаются, впадая с интервалом в восемьсот миллисекунд в панику, порожденную осознанием собственного одиночества в локальной сети – без утешительной поддержки со стороны хаба [45] Хаб (англ. hub, букв. – ступица колеса, центр) – в общем смысле узел некой сети.
, могущего разумно направить входной сенсорный сигнал. Два мобильных телефона хамовато препираются, оспаривая право на пропускную способность его сети и на его память… куда-то пропавшую.
Высокий блондин, сжимающий в руках электрическую бензопилу, обернутую в розовую пупырчатую пленку, с любопытством наклоняется к нему:
– Ты кто такой?
– Я? – Он качает головой; движение причиняет ему боль. – Кто такой? – Кровяное давление ограбленного упало, пульс участился, уровень кортизола повысился: целая свора биометрических показателей сигналит о том, что он вот-вот впадет в шок, и вживленный в его тело медицинский монитор бьет тревогу.
– Думаю, вам нужна скорая помощь, – объявляет какая-то женщина и бормочет куда-то в лацкан пальто: – Телефон, вызови скорую. – Она указывает на ограбленного пальцем, передавая геоданные, и уходит вместе с блондином, сунувшим бензопилу под мышку. И это типичное поведение мигрантов с юга в Северных Афинах: они всегда настороже, как мышки-полевки, и не рискуют вмешиваться во что-либо подозрительное. Ограбленный вновь покачивает головой, зажмурившись, когда стайка девиц на мощных турбомоторных роликах проносится мимо него, закладывая лихие виражи. Над мостом где-то на северной стороне начинает надрываться сирена.
Кто я такой? – спрашивает он себя.
– Я – Манфред, – выдает он ошеломленно. Он смотрит вверх, на бронзовую статую мужчины на коне, нависшую над толпой, суетящейся на этом оживленном углу улицы. Кто-то облепил ее голографическими граффити, и теперь у мужчины вместо лица – ворох щупалец, а на табличке, где должно красоваться имя увековеченного, задорно мигают два слова: КТУЛХУ ГРЯДЕТ.
Я Манфред. Меня зовут Манфред… а дальше как? Не помню. Что с моей памятью?
Престарелые малайзийские туристы тычут в него пальцами с открытой палубы катящегося мимо автобуса. Ужас и нетерпение гложут его изнутри. Я куда-то хотел попасть, вспоминает он, но зачем? Это ведь было важно, жуть как важно… но никак не выходит припомнить, что именно. Он собирался с кем-то встретиться – имя вертится на кончике языка, но прийти на ум не способно.
Добро пожаловать в канун третьего десятилетия: время хаоса, характеризующегося тотальной депрессией в космической отрасли.
Читать дальше