Дмитрий Дубов - Тёмные сказки

– Ну что ты заладила: любовь, любовь? Что такое, в конце концов, Твоя любовь?

В запале чувств, захлестнувших меня, я даже не заметил, как с «Вы» перешёл на «ты».

– Моя любовь? – переспросила она, как бы не доверяя услышанному.

– Да, что она представляет собой в конечном результате?

– О, да я вижу, что и не любили Вы никогда по-настоящему.

Я зарделся, а она продолжала: бывает такая любовь, которую ты и не замечаешь сначала. Потом она возрастает, но постепенно, без захлёстов, и становится частью тебя, а ты этого и не осознаёшь. Просто наступает такой момент – обычно он связан с расставаниями – когда ты понимаешь, что без этого человека не протянешь и дня.

Также было и со мной. Сначала мне было всё равно, где он, и что с ним, затем я стала тосковать по нему, а спустя какое-то время поняла: если я расстанусь с ним ещё хоть раз, то просто умру.

– И как же ты обходишься без него сейчас?

Она снова улыбнулась. И во второй раз мне показалось, что в этой улыбке промелькнуло нечто похожее на ехидство. Как будто она про себя потешалась над тем, что знает что-то такое, чего не знаю я.

– Он у меня вот тут…

И она приложила руку к сердцу.

В пору было бы мне насторожиться, потому что весь наш разговор, а не только мои переживания, не соответствовали реальности, но что-то со мной творилось. Что-то непонятное.

Сейчас, спустя много-много лет, мне иногда даже думается, что она одурманила меня чем-то. Может, в чай что подложила, а, может, и курилась у неё какая-нибудь дрянь в соседней комнате, – не знаю. Но я знаю одно: в тот момент я терял из-за неё голову. Я пытался уже любыми путями выбить из её премиленькой головки всю эту дурь про любовь.

– Представь, – сказал я ей, – сколько раз за последние годы он брал заложниц?

– Три. Всего три раза, – ответила она, почти не задумываясь, но потом, словно уловив какую-то светлую мысль, поправилась, – хотя нет, четыре.

– Вы знаете? – Я вновь был ошеломлён, но уже не до такой степени, как поначалу, поэтому быстро взял себя в руки. – Ну, хорошо, четыре. Пускай он всего четыре раза в жизни брал заложников. А ведь среди них наверняка были и заложницы, в числе коих были и невероятно симпатичные. (Среди моих рассуждений она вдруг улыбнулась самой широкой из своих улыбок.) Вы хоть представляете, что он с ними там творил? Как он издевался над ними? Как унижал?

– Конечно, представляю!

Снова немая сцена.

– Он вам что… рас… ну это, как его…, – мне буквально выдавливать слова из глотки приходилось.

– Вы имеете в виду, рассказывал ли он мне об этом?

– Да, именно это я и хотел узнать.

– Нет. Конечно же, нет.

Опять самая очаровательная улыбка. Хотя, должен заметить, что у неё каждая была лучшей. Ни до, ни после неё я не встречал таких женщин.

– Дело в том, что я сама была его заложницей.

– Что-о-о?!!

«Вот так-так,– подумал я, – ни хрена себе репортажик получается».

– Да, да, не удивляйтесь. – Она наполнила мою, уже ставшую пустой, кружку и опять стала плести кружево своей чудесной речи. – Я же сама родом не отсюда, да Вы, наверно, и сами поняли это по моему акценту. Мой теперешний муж много лет назад, когда я была совсем ещё маленькой девочкой, ворвался в наше селение и захватил в заложницы мою мать, чтобы требовать за неё выкуп. Моя мама, к слову сказать, была писаной красавицей, не чета мне, я лишь бледное её отражение.

– Зря ты так. Ты себя недооцениваешь, – успел вставить я.

– Спасибо. Так вот, совсем случайно я оказалась вместе с нею. Нас бы обязательно выкупили, но так случилось, что началась война, хотя вряд ли ты о ней многое знаешь, ведь тогда подобное не афишировалось. Мой отец и мои братья погибли на ней, а моя мать вскоре после этого умерла от горя.

Я не причиняла неудобств человеку, похитившему меня, поэтому, как только я повзрослела, он взял меня замуж. А после пришла любовь.

Так что зря ты думаешь, что я не знаю каково тем людям. Да, и надо мной издевались, и не раз, но всё это отошло на второй план, когда наступило время чувств.

– Ты сводишь меня с ума, – ни с того ни с сего вдруг выпалил я. Тут стало абсолютно ясно, что ещё чуть-чуть, и я уже не смогу себя сдерживать.

Она улыбнулась, но сделала вид, что не услышала.

– Что Вы сказали? – произнесла она самым простодушным тоном.

– Я говорю, что, может быть, я – сумасшедший, но никак не могу понять тебя.

Я заговорил сразу после того, как в воздухе растворился последний узелок её речевой вязи. Не знаю, как это выглядело на самом деле, но мне почему-то показалось, что после ангельского напева застучал отбойный молоток.