Татьяна Шуклина - Антакарана. Квест в реальности

– И это заявляешь мне ты, мастер переговоров! Да мы проиграли только потому, что ты умудрился переругаться со всеми персонажами практически в каждом игровом диалоге!

– Уф, а я боялся, что мы не найдем общий язык, – Алекс притворно вытирает рукой воображаемый пот со лба и весело кивает головой, – расскажи о себе. Откуда ты? Что побудило тебя присоединиться к этой странной компании?

– Сначала ты.

– Это не секрет. Я родился и вырос в Москве. Алекс – это сокращение от Александр. Имею юридическое образование и работал в разных мелких конторах. В свои 30 лет увлекаюсь онлайн-квестами, занимаюсь альпинизмом, баскетболом и мечтаю открыть частное юридическое агентство, в котором буду оказывать услуги как российским, так и зарубежным компаниям. Вот на это я и потрачу свой выигрыш.

– А как же насчет «отдать деньги бедным»? – язвительно спрашиваю я.

– Ты не представляешь, как много людей нуждаются в бесплатных юридических консультациях, – неожиданно он становится серьезным, – неимущие чаще попадают в сложные ситуации, становятся жертвами недобросовестных риелторов, торговцев, родственников, криминала, остаются без крыши над головой и лишаются всех своих скромных сбережений. При этом даже не могут позволить себе получить квалифицированную помощь.

Мне становится стыдно, поэтому я перевожу тему и рассказываю о себе:

– Меня зовут Виктория, я из Самары. Преподаю курсы английского в языковой школе и периодически работаю переводчиком. Люблю приключения и ищу их всеми возможными способами. Вот поэтому я и здесь, на борту самолета, летящего в неизвестном направлении. Мне 25, и вместо того, чтобы думать о семье и детях, я сижу часами за компьютером, размышляя над очередной головоломкой.

– И на что же ты потратишь свой выигрыш?

– Не думаю, что до этого дойдет, – отмахиваюсь я, – для меня Игра века – это способ вырваться из рутины и стать частью чего-то великого и единственного в своем роде.

Алекс пристально смотрит на меня, словно пытаясь увидеть насквозь, и вдруг сражает наповал своей фазой:

– Ты явно недооцениваешь себя.

Я удивленно поднимаю брови, не понимая, как реагировать на подобное высказывание.

– Ты обладаешь одним важным, я бы даже сказал, уникальным качеством, которое сделает тебя особенной в этой игре.

– Да, и каким же? – я напрягаюсь как струна, ожидая очередной колкости.

– У тебя очень доброе сердце.

Мне не удается толком поразмыслить над его словами, так как самолет внезапно попадает в зону турбулентности, и его начинает ощутимо трясти. Умом я понимаю, что это совершенно не опасно, тем не менее, ничего не могу с собой поделать: вцепляюсь руками в подлокотники кожаного сиденья и от волнения даже забываю дышать. Через минуту все успокаивается, и мне становится стыдно за свой страх. Я уже планирую ответ на очередную язвительную шутку Алекса, когда самолет как будто проваливается в воздушную яму. На секунду у меня захватывает дух. Но за окном ярко сияет солнце, небо ослепляет своей голубизной – таким голубым оно может быть только здесь, на высоте 10000 метров. Пушистые облака проплывают под нами настолько умиротворенно, что мне удается взять себя в руки и успокоиться. И в тот момент, когда я полностью расслабляюсь, самолет трясет с новой силой.

Еще никогда мне не приходилось переживать такой интенсивной турбулентности. Самолет буквально подбрасывает в воздух, потом на несколько доли секунды опускает вниз, затем кидает из стороны в сторону. Ужас сковывает меня, так что я не в силах вздохнуть или даже просто пошевелиться. Вместо этого я вцепилась в сиденье железной хваткой и не могу сформулировать в голове ни одной четкой мысли. В салоне раздаются крики. Сквозь пелену собственного страха до меня доносятся возбужденные возгласы. Кто-то пытается вызвать бортпроводника. Внезапно все заканчивается также спонтанно, как и началось.

Все, чего я сейчас хочу – это увидеть добродушную насмешливую улыбку Алекса и убедиться, что все в порядке. Но когда я поворачиваюсь в его сторону, то вижу вместо ожидаемой улыбки обеспокоенное, даже бледное лицо.

– Алекс, я правда боюсь летать, – лепечу я.

– Тихо! Что-то не так! Ты слышишь, как неровно работает двигатель?

– Прекрати это! – сержусь я и жду, что сейчас он рассмеется, порадуется, как удачно меня разыграл. «Пожалуйста, – мысленно прошу я его, – скажи, что это неправда! Я даже не стану обижаться».

Но выглянув в иллюминатор, я содрогаюсь от увиденного. От левого крыла валит густой черный дым. Не может быть никакого сомнения, что во время сильной тряски произошла серьезная неполадка. И как бы в подтверждение моей мысли самолет медленно заваливается на левое крыло, держится какое-то время, как мне кажется, на одном месте, а потом начинает стремительно падать вниз.