Олег Верещагин - Моего пса зовут Враг

Так говорил отец.

Отец. Имел ли право Сейн теперь на воспоминания о нём?! Он скрипнул зубами и нарочно позволил очередной ветке сильно хлестнуть себя по лицу. Боль отрезвила. И почти сразу, как по волшебству, он увидел, что лес кончился, что тропинка выводит на солнечную поляну, прямо к открытым воротам, за которыми виден двор и угол дома. Над воротами висела доска с новой надписью —

КОРДОН №9

Императорский Гражданский Корпус Лесничих

Русской Империи

Стараясь больше уже ни о чём не думать, Сейн почти бегом прошёл по тропинке в ворота. И остановился сразу за ними, с невольным интересом попавшего в новое место мальчика оглядываясь.

Дом, оказывается, был небольшой, а двор – широкий, с многочисленными пристройками и даже вертолётной площадкой в дальнем конце (там под чехлом явно стояла и сама машина). Над входом (крыльцо было широким и низким, столбики, поддерживавшие навес, покрывала красивая резьба, как, впрочем, и края окон, и верх крыши) широко свисал к земле большой зелёный флаг, а на нём – видна была золотая рогатая голова какого-то животного на фоне древесного листа и надпись: «РУССКИЙ ЛЕС – РУССКИЙ ДОМ!»

И, едва Сейн рассмотрел флаг, как на крыльцо бесшумно вышел человек. И оттуда сразу посмотрел на стоящего в воротах мальчика-сторка…

…То, что землянин был когда-то военным, Сейн определил тут же и безошибочно. Стоило ему всего лишь пошевелиться и взглянуть. Одет землянин оказался просто и удобно – распахнутая на плотной рубашке рабочая куртка, широкий пояс с инструментами, пистолетом и ножом, грубые штаны, заправленные в узкие сапоги. На рукаве куртки была та же эмблема, а ниже – три четырёхконечные звёздочки, Сейн не знал, что всё это означает, у землян-военных знаки различия были совсем другими 9 9 Поручик Императорского Гражданского Корпуса Лесничих. .

Землянин смотрел молча и внимательно. И Сейн представил себя со стороны и по глазам землянина – серым внимательным глазам – понял с ужасом каким-то особенным чутьём, что тот знаетоб обычаях сторков. И сейчас видит перед собой труса, который пришёл продать себя в рабство, чтобы набить брюхо.

Сердце остановилось, и Сейн обрадованно подумал, что умирает. Сейчас ещё мгновение – и всё кончено, и пусть это предательство по отношению к матери и младшим, но он – он не может. Простите.

Но он не умер. Вместо этого он ощутил, что по щекам медленно катятся слёзы. Нет, Сейн не плакал, слёзы выкатывались и текли сами собой. Ему даже не было стыдно – через стыд он уже переступил, когда пришёл сюда. И даже почти спокойно смотрел, как землянин легко спустился с крыльца, подошёл почти вплотную, не сводя с него, Сейна, взгляда. Сказал, как ни в чём не бывало, словно не видел ни слёз, ни вызывающе-беспомощной позы мальчишки:

– Мне тут, паря, про тебя говорили. И ещё одно: не советуют, такое дело, брать. Опасаются. Как думаешь?

У землянина была странный акцент, он как будто бы округлял звук «о», делал его выпуклым и важным. И ещё он вставлял какие-то незнакомые слова. Сейн раньше такого произношения никогда не слышал… и не знал, что ответить. Поэтому просто тихо отозвался:

– Я пришёл работать. Я ничего не сделаю плохого.

Землянин хмыкнул. Осмотрел сторка снова – с головы до ног. Был лесник не старый совсем, круглолицый, русый, с небольшими усиками и серо-голубыми глазами, пристальными и непонятными, как у всех почти виденных Сейном землян.

– Сказать-то… – лениво начал он. Подумал и продолжал: – Сказать-то так любой может. Может, тогда и скажешь, паря, с чего ты так на работу загорелся?

Терять было уже нечего. Всё уже всё равно было потеряно. И Сейн пояснил равнодушным голосом – так говорят из могил в полосе прибоя не нашедшие путей к Предкам трусы и предатели:

– У меня в лагере мать. И двое младших. Они ещё у груди. Мать боится за меня, потому что я ворую еду у землян. Боится, что меня заберут от неё. У неё пропадает молоко от страха и она не слышит моих слов. В лагере кормят мало. Чтобы было больше еды, я могу или красть – или работать. Теперь – могу только работать.

Слёзы текли по щекам сами. Не унимались, будь они прокляты. Даже, кажется, капали с подбородка.

Лесник кашлянул. Посмотрел куда-то за спину Сейна и буркнул:

– Ты бы хоть глядел, куда идёшь. Так и без глаз остаться можно. Вон, как тебя веткой-то хлестнуло, до сих пор глаза слезятся…

Сейн почувствовал, что немеет и каменеет. Землянин что – дурак?! Или и правда повезло до такой степени, что он не знает обычаев сторков – совсем – и решил, что глаза у него, Сейна…