Исай Лукодьянов - Плеск звездных морей (Журнальный вариант)

Оглушенный, я тупо смотрел на всплески импульсов, текст повторялся снова и снова, он был, как видно, задан автомату, — и вдруг экран погас.

Самарин сидел, низко наклонив седую голову и обхватив ее ладонями. Робин замер у печатающего аппарата в ожидании ленты с раскодированным текстом. Что-то шелестело и постукивало за панелью аппарата, мигали цветные лампы. Мне хотелось куда-то бежать, что-то сделать, звать на помощь. Мелькнуло в голове: «Может, ошибка или… или, черт побери, мистификация… Уж очень мало времени прошло с момента отлета Борга на «Элефантину». Ведь ему надо было еще добраться до орбиточной стоянки корабля, и стартовать на нормальном ионном ходу, и долго разгоняться: перейти на хроноквантовый режим можно только вдали от планетных масс… Вздор! Вздор! Этот приемник настроен не на обычные радиосигналы, а на идущие с опережением. Радиограмма Борга обогнала время, а сам он… сам он, не нашедший у меня понимания, не пожелавший смириться и ждать, — один в корабле-призраке, который никогда не выйдет из жуткой пропасти безвременья…»

— Ивар, Ивар, что ты наделал? — чуть слышно простонал Самарин.

Я бесцельно слонялся по коридорам Селеногорска. Бегали какие-то незнакомые люди, тревожно гудели голоса, откуда-то донесся женский плач. Отчаяние душило меня.

Наверное, ноги сами привели меня привычной дорогой в диспетчерскую. Тут только, увидев световое табло с указанием ближайших рейсов этого дня, я немного пришел в себя. «Венера — 22.30, корабль номер такой-то, командир Рокотов».

Я отправился на Узел связи к Робину.

— Давай прощаться, — сказал я. — Улетаю на Венеру.

— Надолго? — спросил он.

— Навсегда.

У Робина расширились глаза.

— Ты с ума сошел, Улисс!

Мне ничего не хотелось объяснять. Не такие были у нас отношения, чтобы пускаться в длинные и в общем-то ненужные объяснения. Робин был первейшим моим другом, мы вместе прошли немалый кусок жизни, мы первыми из землян увидели созвездия в новом, необычном ракурсе. Что бы там ни было дальше со мной, это я сохраню навсегда.

Никто не знал и никогда не узнает, какого напряжения мне стоило пройти последние метры, отделяющие вездеход, остановившийся на кромке лунного космодрома, от рейсового корабля.

Никто — кроме Робина. Он стоял в скафандре, делающем его похожим на любого человека в скафандре, стоял подле вездехода и смотрел на меня.

Надеюсь, он все понял.

Заканчивалась погрузка химической аппаратуры для какого-то нового венерианского завода. Захлопнулись грузовые люки. Командир пригласил меня вместе с группой химиков-монтажников войти в лифт.

Я последний раз оглянулся на Робина и помахал ему рукой.

Он медленно поднял в ответ свою.

Отец сидел в кресле-качалке со своей любимой огромной кружкой в руке. Над его головой, над жесткими темными кудрями без единой седой нити висело цветное фото: две фигуры в скафандрах, по пояс в буйном разливе плантации, на фоне яркого полярного сияния. Я знал, это они с матерью сфотографировались в день своей свадьбы, их улыбающиеся лица были хорошо видны за стеклами шлемов.

— Вчера я был там, — отец отхлебнул из кружки пива. — Слант уже начался. Через неделю, если не нагрянет новый теплон, можно будет посылать комбайны.

Рзй Тудор, маленький человек в черных очках, с коричневыми пятнами ожогов на лбу и щеках, покивал головой. Он сидел на табурете и аккуратно разрезал дыню на крупные янтарные ломти. Когда-то, в детстве, мы с Рэем были друзьями, и наши отцы тоже. Потом наши дороги разошлись — настолько, что теперь было совсем не просто сойтись снова. Однажды я спросил Рэя, часто бывавшего у нас дома, как поживает его отец, Симон Тудор. «Он попал в черный теплон и погиб», — коротко ответил Рэй.

— Слишком частые там теплоны, — говорил Рэй Тудор. — Но все равно надо продвигаться в ундрелы.

— Надо, — подтвердил отец.

Мы сидели втроем и потягивали пиво, и отец с Рэем мирно беседовали о своих делах, время от времени умолкая и, видимо, переходя на менто-обмен.

Рэй придвинул ко мне тарелку с ломтями дыни, Я молча взялся за еду. С наслаждением раскусил упругую мякоть, ощущение свежести переполнило рот и ноздри.

— Машины с Земли решительно не годятся, — сказал Рэй. — С такими машинами в ундрелы не проникнешь.

— Не проникнешь, — согласился отец. — А как последняя модель? Ты говорил, что она…

— Не выдержала.

Я знал, о чем они говорят. За восемнадцать условных суток, что я был дома, я не раз слышал о неудачах с испытаниями новых самолетов. Черные теплоны, почти непрерывно бушующие в ундрелах — низких широтах, — разбивали модель за моделью.