Исай Лукодьянов - Плеск звездных морей (Журнальный вариант)

Мы вышли из здания Совета на Площадь мемориалов. Люблю я эту площадь, просторную и зеленую. Пересекаясь на разных уровнях, бесшумно бегут трансленты. Среди голубых елей высятся памятники людям и событиям.

Огромные экраны визоров на площади уже погасли. Зрители, смотревшие заседание Совета, расходились и разъезжались. Многие, проходя мимо, улыбались нам с Робином и приветственно махали руками.

— Привет отчаянным пилотам! — слышали мы.

— Здорово вам всыпали, ребята, но ничего — в следующий раз будете умнее.

— Им что — целехонькие. Боргу-бедняге досталось.

— Алло, мы студенты из Медицинского. Мы вас поддерживаем!

Ко мне подскочили юнец в желтой куртке, состоящей из сплошных карманов.

— Улисс, помнишь меня?

Где-то я уже видел этого парня с ехидным ртом, с насмешливыми глазами. Ах да! Это он тогда шел по кольцевому коридору, набитому пассажирами, разносил матрацы…

— Бен-бо! — сказал я. — Как поживаешь… — Я замялся, потому что не мог припомнить, как его звали.

— Всеволод.

Я хлопнул его по плечу и пошел дальше, но он снова окликнул меня:

— Улисс, я поступаю в этом году в Институт космонавигации…

— Зря, — сказал я, — ничего там нет хорошего.

— …и когда ты полетишь в звездный рейс, — продолжал он, пропустив мимо ушей мое замечание, — ты возьми меня третьим пилотом. Я ведь успею к тому времени кончить, верно?

— Ты успеешь к тому времени стать толстым румяным старичком.

— Бен-бо! — воскликнул он. — Так ты не забудь, Улисс. Старые знакомые все-таки.

Он захохотал и исчез.

Где же Андра? Обещала ждать у памятника Циолковскому, а сама… Вот она! Бежит, стучит каблучками, и опять на ней лирбелон переливается цветами, которых не сыщешь в природе, и опять новая прическа.

— Уф! — выдохнула она. — Я слышала твое выступление, Улисс. У тебя был такой вид, будто ты сейчас бросишься и растерзаешь Грекова.

Я сделал зверское лицо, растопырил пальцы и, рыча, пошел на Андру.

— Ой-ой, перестань, страшно! — засмеялась она. — Робин, что же ты не спасаешь меня?

— Я устал, — сказал Робин. — В течение всего заседания я придерживал этого максималиста — так, кажется, тебя назвали? — придерживал за брюки. Я устал и иду отдыхать.

В кабине аэропоезда было тихо и малолюдно. Высокие спинки кресел загораживали нас от посторонних глаз. Мы молчали. На душе было смутно и тревожно, я поглядывал на Андру, тонкий профиль ее лица был безмятежно спокоен, но я чувствовал, что она тоже напряжена и встревожена.

— О чем ты думаешь? — спросила она вдруг, не поворачивая ко мне головы.

— О тебе, — сказал я. — О нас с тобой.

Андра чуть качнулась вперед.

— А тогда… в полете… ты думал обо мне?

— Нет.

— Я страшно волновалась, когда услышала о вашем полете. Почему ты ничего мне не сказал?

— Скажу сейчас… Я тебя люблю.

— Ох, Улисс…

Она закрыла глаза и некоторое время так сидела.

Я тоже молчал. Ничего не скажу больше. Вроде бы и не вырвались эти слова. И ничего не надо. Только сидеть вот так, рядом, рука к руке, и мчаться вслед за догорающим днем. И пусть молчит. Все сказано — и ничего не надо.

Ну что за радость в самом деле быть женой пилота…

Над частоколом сосен виднелись ближние корпуса Веды Тумана. Золотился свет в окнах. Я подумал о своем домике в поселка космонавтов — давно не горел там свет в окошках, пустых и незрячих. Не хотелось туда возвращаться. Провожу Андру, подумал я, и махну в Учебный центр, переночую у кого-нибудь из ребят.

Мы остановились на переходной площадке. Влево бежала транслента к Веде Тумана, вправо — к Учебному центру и поселку космонавтов.

Остро пахло хвоей, дождем, близостью моря.

Андра медлила, стояла в задумчивости. Я посмотрел на нее, и тут же она вскинула тревожный взгляд и сказала:

— Не могу расстаться с тобой, Улисс…

Так вот, должно быть, и происходят крутые повороты в жизни человека.

Был некто Улисс Дружинин, пилот, сын примаров, мрачноватый тип с прекрасными задатками брюзги и бродяги, и никто во Вселенной не испытывал особой радости от факта его существования.

И не стало его.

Облако в штанах — как однажды сказал поэт. Вот что осталось от некоего Улисса Дружинина…

— Отныне ты не будешь ходить по земле. Я буду тебя носить на руках. Вот так.

— Перестань, — смеялась Андра. — Пусти…

— Ты моя драгоценность. Моя царевна. Моя ненаглядная.

— Откуда у тебя эти слова? Почему ты заговорил по-русски?