Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 05. Мир одного дня - Бунтарь, Распад

— Падре! Падре! — крикнул ему Дункан. — Ты меня не узнал?

Он потянул священника за рясу, но великан стряхнул ладонь Дункана, точно надоедливую муху.

— Я знаю всех мужчин, и женщин, и детей! — прогремел он. — Слушайте меня, вы, кого знаю я и кого Новорожденный Бог знает превыше познания! Слушайте меня! Упивайтесь истиной! А потом — действуйте! Делайте то, чего требует через меня Новорожденный Бог!

— Он свихнулся! — пробормотала Сник.

Несколько человек подошли послушать Кабтаба. Остальные то ли не слышали, то ли не обращали внимания. Окажись Дункан на их месте, он тоже не стал бы прерываться ради уличного проповедника.

— Свихнулся или нет, — ответил Дункан, — но, когда подкатят ганки, они его заберут. Понимаешь, что это значит? Под туманом он все расскажет о нас.

Дункан предпочел бы действовать менее грубо и заметно, но ему ничего не оставалось, как тихо подойти к Кабтабу сзади, занося руку для удара по львиной шее. Но в этот момент Кабтаб, точно предупрежденный неслышимым голосом, резко повернулся. Он все еще нес ерунду, но глаза его внимательно следили за Дунканом. Огромный кулак врезался Дункану в подбородок; он пошатнулся, взмахнул руками в поисках опоры — и увидел темную бездну, в которой горело маленькое, медленно разрастающееся солнышко…

Очнулся Дункан, лежа на мостовой; склонившаяся над ним Сник спрашивала, как он себя чувствует. С ее помощью он поднялся на ноги.

— Делать нечего, — сказал Дункан, тряся головой, точно пытаясь вытряхнуть из нее туман, — придется уматывать.

— Что значит «делать нечего»? — переспросила Сник, ее загорелое лицо побледнело.

— Хотел бы я сам понять, что это значит. Но положись на мое слово — мы с ним ничего не сможем сделать, если ты только не хочешь его пристрелить.

Сник была слишком удивлена, чтобы ответить. Когда Дункан схватил ее за руку и поволок через толпу, она все еще молчала.

Добравшись до квартиры Дункана, они первым делом выпили по глотку вина. Дункан переоделся в чистое, Сник постирала платье, снятое с оглушенной женщины. Некоторое время они сидели молча. Пантея разглядывала висящий на противоположной стене экран, на котором была изображена сцена из классического китайского романа «Все люди — братья»: древний китайский рынок и солдаты с мечами и пиками, проталкивающиеся сквозь толпу в поисках переодетого старым крестьянином героя Линь Чана. Судя по выражению лица Сник, картины она не видела.

— Как думаешь, что все-таки случилось? — спросила она наконец, отпив еще вина и указав рукой на дверь.

— Ганки подпустили в вентиляционную систему башни какой-то газ, снимающий эмоциональный контроль, — ответил Дункан. — Не знаю, так ли это, но другого объяснения придумать не могу.

— И как они это, по-твоему, скроют? — спросила Сник, явно не поверив.

— Так они же и будут вести расследование. Вместе с другими департаментами. Какая разница? За всем этим стоит правительство. Оно устроило всю заварушку, оно и опубликует результат расследования. И в них не будет ни намека на газ — или что там еще опьянило и нас, и толпу? Правительство свалит вину на чувство свободы, вызванное снятием наблюдения. А вывод будет такой: избыток свободы опасен, что подтверждает статистика смертей, телесных повреждений и ущерба имуществу в Лос-Анджелесе, не говоря уже о других городах, где проводился эксперимент. Эти отчеты долго будут мелькать в новостях. Правительство не даст о них забыть. И, не сомневаюсь, использует как предлог ужесточить контроль.

— Может быть, — медленно произнесла Сник, — ты ошибаешься. Может быть, за народом действительно стоит наблюдать для его же блага. Может быть, мысль о свободе так ударила им в голову, что они превратились… нет, это слово не подходит — они взорвались. Они стали как первобытные люди. Ты же знаешь, сколько преступлений совершалось до Новой Эры.

— Господи Боже! — воскликнул Дункан. — Мы с тобой ганки, люди крайне дисциплинированные. Неужели ты думаешь, что на нас могла так повлиять мысль о том, что за нами никто не следит? Мы занимались тем, чего в нормальных условиях никогда бы себе не позволили — как и большинство окружающих. Нас опоили — другого объяснения нет. Как ты думаешь, почему все эксперименты проводились в закрытых городах вроде Лос-Анджелеса? Да потому, что только в них газ эффективен! В открытом городе, типа Манхэттена, газ не подействовал бы — на улицах он бы моментально рассеялся, а каждый дом оборудован собственным кондиционером.