Оуэн Баркер - Как во сне… Или идиллия дюн. Рассказы

Вопреки здравому смыслу, из сопла хвостом кометы вырывался жёлто-оранжевый столп пламени – основной двигатель, который должен был сброшен, как ни в чём не бывало, работал, а значит, корабль продолжал взлёт. Не трудно было догадаться, что моя посудина работает не на жидком топливе: оно бы давно закончилось. Мне не хотелось верить (это сейчас уже свыкся с этим), но я подумал о ядерном двигателе. Их испытания проводились и раньше, и это уже давно не новость. Пару лет назад делали пробные запуски с ЯРД (ядерный ракетный двигатель), но только без экипажей на борту. Эти движки планировалось применять в будущих космических программах, в особенности для миссии «Андромеда – 1», намеченной на 2070 год, когда впервые в истории космонавтики пилотируемый корабль будет двигаться с помощью ядерного топлива, имея в запасе ещё и вспомогательные ионные. Но о применении подобного двигателя во время моего полёта речи никакой не велось. А если это так, и двигатель работает на ядерном синтезе, то остановить мне его не удастся никак. И никогда. И это есть самое страшное, что я испытал – и до сих пор испытываю – в своей недолгой жизни: мне в этой железке предстоит болтаться по космосу вечность.

Насторожил меня своими размерами и сам корабль, да так, что у меня закралось сомнение: а не перепутал ли я ракеты на стартовой площадке, как авто на парковке возле супермаркета? В свой ли сел корабль? Или я что-то пропустил во время подготовки?

Это был не просто огромных размеров космический аппарат, – это был небоскрёб. Хотя я точно помню, как мы с дублёром изучали строение совсем другого корабля, намного меньшего по размерам, чем этот. Может что поменялось непосредственно перед стартом? Обнаружили, например, неисправность какую, потому и заменили. Но это же полный бред! Чепуха даже не в том, что я мог не заметить подобной подмены, а в том, что при такой внештатной ситуации не поставить в известность самого пилота – абсурд! Хотя, признаться, во время транспортировки на стартовую площадку мне мало что было видно через шлем скафандра. К тому же, весь последний путь – от помещения, где меня проверяли медики и где меня запихивали в тяжёлый костюм – до самой кабины проложен через тоннели и шахту лифта, который доставил меня прямо к входу в капсулу. Увидеть мир, то бишь стартовую площадку, я мог только через пятидюймовую щель на пороге между шлюзом и площадкой лифта, и то, если бы задержался на пару секунд. Но провожатый, или конвоир, не позволит тебе расслабиться, а ощутимо подтолкнёт в спину, подгоняя: времени на экскурсии при таких мероприятиях, поверьте, нет.

Я снова вернулся к пульту управления и попробовал ещё раз отключить двигатель, но ничего не получилось: тумблер просто издавал щелчки, никак не реагируя на команду; кнопка аварийного отключения также не срабатывала, хотя показатели всех систем были в норме. В общем, мне не удалось остановить ракету и воспользоваться вспомогательными двигателями, чтобы изменить траекторию и развернуться. Я возвратился к иллюминатору и всё остальное время пассивно смотрел вниз.

Сутки или двое, не умолкая ни на секунду, хрипела рация, повторяя моё имя. Она сильно раздражала меня, и я её разбил. Мне показалось, что они там, в Центре, издеваются надо мной, пользуются моим несчастным положением, требуя переслать какие-то показания приборов. Они не пытались меня успокоить и обнадёжить, что-то подсказать и хоть как-то помочь. Спустя время, захотел было им ответить, но обратная связь больше не работала: никто меня не слышал.

«Харди, Харди, прекрати пялиться в окно и хныкать! Возьми себя в руки! Соберись и продолжи работу. Даже если ты обречён, ты останешься в памяти землян героем. Вытри сопли. Ты должен продолжить работу ради людей, семьи, ради науки, ради будущего космонавтики… Харди, возьми себя в…» – тут я с корнем вырвал провода передатчика, микрофоном разбил монитор, обесточил и поломал компьютер – основной бортовой компьютер, – тем самым навсегда уничтожив единственную связь с Землёй.

Меня съедала обида, я злился на всех: на планету, на её жалких людишек, на всех сотрудников космического агентства. Особенно на последних: им плевать, что я погибаю. Им важно одно: как можно больше выкачать информации, быстрее собрать последние данные работы всех систем корабля, «ради Америки и науки» выжать хоть какую-нибудь пользу из неудачного запуска.

От злости и отчаяния я потерял самоконтроль и уверенность на спасение. Вернулся к иллюминатору и впал в апатию, и больше вообще ничего не делал. До сих пор даже не ел. Всё время пялюсь на Землю.