Роман Колганов - Метрианты Галактики

Однако «лупусский фазан», которого местные жители выращивали в качестве домашней птицы, не собирался умирать. Отважно вырвавшись у бабушки из рук, шустрая птаха без головы резво кинулась наутёк от своей судьбы. Бежала она недолго. Пробежав метров пятьдесят, безголовый пилунг, из шеи которой, фонтаном конвульсируя, хлестала алая кровь, с разбегу стукнулся о металлическую преграду… Споткнувшись, он упал… Перевернувшись вокруг своей оси несколько раз, как изворотливый эквилибрист, размазав по асфальтовому покрытию двора лужу крови, «фазан» подпрыгнул до середины забора и, взлетев метра на два, попытался преодолеть его, но неуклюже плюхнулся, разметав вокруг себя помёт и перепачканные в крови ставшие жемчужно-рубиновые перья…

Отчаянная борьба за жизнь продолжалась… Не собираясь сдаваться, пилунг собрал свои последние силы, вскочил на длинные корявые, трясущиеся от напряжения лапки, и изо всех сил рванул в сторону мальчика. Лиурфл оторопел от неожиданности…

Несущаяся с бешеной скоростью безголовая радужная птица, из шеи которой фонтаном струился красный ручеёк, взмывающий в небеса, заставляла сжиматься сердце от страха, сострадания и нежности к этому созданию, отважно боровшемуся за свою жизнь.

Не добежав пару шагов до ребёнка, несчастный, поскользнувшись в лужице собственной крови, упал, дёргаясь в агонии, с упрёком озираясь гильётированной тушкой на мальчика, молчаливо вопрошая: за что?

Лиурфл стыдливо вспомнил свои эксперименты с муравьём-водолазом и мухой, которой он два дня назад оборвал крылышки, надеясь, что у неё отрастут новые.

Не выросли…

К сожалению, бабушка, по всей видимости, тоже не знает, что у пилунга не появится новая голова! – осенило мальчика. – Нужно срочно ей сказать, пока она не отрубила ему лапки и крылья, либо не бросила в глубокий водоём в надежде научить плавать.

– Крылья не вырастут, не руби их! – закричал бабушке внук, упав и разбив в кровь коленки, не добежав пару метров до старушки.

– Какие крылья? – расстроено спросила бабушка, осознав, что внук стал свидетелем жестокой бытовой расправы.

– Лапки и крылья у птицы не вырастут. И у мух не отрастут заново… Я уже пробовал. У муравья лапки тоже одноразовые. Если оторвать ему задние ножки, то сколько ни жди… – не закончил фразу вконец расстроенный малыш, тяжело вздохнув. – Ты, бабуля, больше не отрубишь ему ничего, правда? – жалобно попросил внук, надеясь, что старенькая бабушка поняла всё, что он пытался ей объяснить. – Не умеют они плавать, – добавил он и быстро развернувшись побежал прочь, чтобы скрыть от бабушки слёзы, которые вот-вот должны были брызнуть из его невинных глаз.

– Хорошо, хорошо, – поспешно согласилась бабушка, провожая взглядом убегающую фигурку внука. – Я только его ощипаю и сварю суп, – крикнула она ребёнку вдогонку.

Мальчик глубоко задумался. Он не испугался. Суп из малинового «пилунга» он любил. Лиурфл не мог никак понять, как из такой несчастной безголовой птицы может получиться такой вкусный суп, который обычно готовит бабуля.

Эней со стороны наблюдал за самим собой.

Звёздная метель вновь закружила свой бесконечный танец совершенства и гармонии.

Всё преходящее, всё смертно, – успокоил сам себя ребёнок.

Лиурфл, как и все дети во Вселенной, гораздо проще относился к проявлениям жизни и смерти. Он не считал их чем-то противоестественным. Оттого он с упоением отрывал крылышки мухам и топил в лужицах после дождя одиноких муравьишек.

Может быть, дети знают больше, чем взрослые и не боятся ни жизни, ни смерти…

Возможно, они просто не понимают ни того ни другого…

А как бояться того, чего не понимаешь?

Для Лиурфла было удивительным открытием, что тушка «пилунга» может бегать без головы сама по себе, причём так резво. Если бы птица и мальчик бежали наперегонки, то «фазан» наверняка обогнал бы ребёнка. Неслась также быстро радужная птица, если бы её голова находилась на своём законном месте? – подумал Лиурфл. У него были большие сомнения по этому поводу. Вероятно, только потеряв голову, обречённое создание смогло за доли секунды преодолеть такое значительное расстояние до преграды и обратно.

Лиурфлу было больно и одновременно удивительно видеть проявления жажды бытия у птицы.

Кровь, отрубленная голова … и жизнь, которая всё ещё томилась в уже фактически мёртвом теле…

Смог бы лупусквей проползти по дну глубокой лужи, если бы не жажда жизни, присущая всем живым существам?