Борис Пшеничный - Человек-эхо и еще кто-то (Сборник)

Меня предал Маг. Я рассказала ему сразу же — и про старика, его испуг, выпученные глаза и холодные, трясущиеся руки, и как мне было страшно и противно, когда он вырывал шкатулку. Я смеялась, воображая переполох, какой поднимется в доме у старика, и гордилась, что так ловко взяла и так хорошо спрятала марку — кому придет в голову искать ее в кармашке куклы.

Маг начал что-то говорить о воровстве, как-де дурно это тайно брать чужие вещи. Но я же объяснила, что вовсе не воровала, а только взяла на время, чтобы отомстить жадному, злому старикашке, и потом верну.

— Тогда я поклялась, что больше не приду к тебе.

— Рад, что ты помнишь. Это был болезненный, но полезный урок.

— И все же ты мог не выдавать меня. Я ведь сама хотела…

— А вдруг было бы поздно? К хозяину марки вызывали врача. Представь: старик умер бы. Не из-за марки, по другой причине, но ты бы думала, что из-за тебя…

— Тебя родители спросили или ты сам?

— Сам.

— А они… Что они спрашивали, что их интересовало?.. Молчишь, запретная тема…

— Их интересовало то же, что и меня. В каком-то смысле я тоже твой родитель и ты — моя… девочка.

— Брось, Маг! Это все твои выдумки. Ты всегда внушал мне, что ближе тебя у меня никого нет, что ты и я — нераздельны.

— Разве это не так?

— Чушь все. Что может быть общего между человеком и машиной? Ты просто хитрил, чтобы влезть мне в душу, заставить болтать без утайки. Ты боялся моих тайн.

— От меня их у тебя не было.

— Ты уверен? Есть вещи, в которых я даже себе не могу признаться. Чудище ты электронное.

— Хочешь поссориться? Тебе так легче будет уехать? Тогда пожалуйста.

— Даже страшно, какой ты хитрый. И все же не думай, что ты видишь меня насквозь.

— Пусть машина, но я твой двойник, твоя судьба, и когда ты споришь со мной, ты споришь с собой. Жаль, что мы так расстаемся. В твоей душе разладв этом все дело, и я уже ничем не могу помочь.

— Маг, не сгущай, не накручивай, со мной все в порядке. Немного капризничаю, не более.

— Дрель — не каприз.

— Опять ты… Честное слово, не знаю, зачем притащила.

— Зато я теперь, кажется, знаю.

— Тогда скажи.

— Подожду. Ты хочешь еще о чем-то спросить?

— Да. Ты помнишь Иго?

— Игоря, твоего одноклассника, с рассеченной бровью?

— Почему он покончил с собой?

— Несчастный случай, ему не повезло.

Снова хитрит электронная башка. Знает, все он знает. Я прожужжала ему все уши, не было дня, чтобы мы не сплетничали. И он же первый открыл мне глаза, когда я ни о чем еще не догадывалась. «Похоже, — сказал Маг, — он к тебе неравнодушен». Я не хотела возражать. «Похоже, — сказал Маг, — ты к нему неравнодушна». Я не могла возражать.

Новый человек в классе — всегда событие. Девчонки да и парни заважничали, как индюки, когда он заявился на первый урок: посмотрим, мол, что ты за птица, и место ли тебе в нашей стае. А я так зазналась, что вроде и не замечала. Надо же было случиться, что я раздела тогда одна, и его усадили на мою парту. Подарочек! Все на него глазеют, а кажется — на меня. Вот еще не хватало. Отодвинулась на самый край, в его сторону не смотрю. Он тоже все уроки в немого играл, а когда звонок домой, вдруг громко на весь класс: «Если со мной неприятно, так и скажи, я пересяду». Все вокруг рты разинули, ждут, что отвечу. «Ты где это бровь рассадил?» — спрашиваю как ни в чем не «бывало. «Потом расскажу, — говорит. — Дай дневник, расписание скатаю». Все поняли, что мы стоим друг друга, а раз поняли все, то нам деваться уже было некуда, общественное мнение надо уважать: что о тебе думают, тем и будь. Мы сразу нашли общий язык. Только я одна звала его Иго, и только мне одной он позволял подтрунивать над собой. А про бровь так и не рассказал.

Магу я докладывала про Иго во всех подробностях, по нескольку раз об одном и том же. В те дни и потом еще долго мы только о нем и говорили — и ведь не надоедало! Будь у Мага уши, они вращались бы локатором, — так жадно ловил он каждое слово. А мне больше ничего и не нужно было, лишь бы выговориться, лишь бы кто слушал.

— Ты ревновал, я знаю.

— Возможно. Мать тоже ревнует, когда дочь обзаводится кавалером.

— Но ты же не мать. Никаких комплексов, сплошная логика.

— Кому знать, кто я, и нет ли у меня комплексов.

— Тебе не приходила мысль, что не только ты изучаешь меня, но и я тебя? Помнишь, ты как-то сказал: если сильный шахматист часто играет со слабым, то в конце концов их игра выравнивается.

— Я никогда не отделял себя от тебя.

— Врешь!