Станислав Лем - Вторжение с Альдебарана (сборник)

А в рассказе «Альбатрос» читатель встречается с тем же пилотом, уже закаленным в космических путешествиях. Но сейчас он путешествует пассажиром на великолепном космическом лайнере, предоставляющем в пути необыкновенный комфорт. Все дышит благоустроенным капитализмом на этом космическом гиганте. Капитализм уцелел, очевидно в эпоху освоенного космоса, и совсем так, как в рядовом произведении американской фантастики. Но сытому благополучию состоятельных путешественников (билет на лайнере стоит чуть ли не целое состояние!) противостоит трагедия гибели космических кораблей, свидетелем которой невольно оказывается тот же пилот Пирке. Жестокая неумолимость космоса, опасность полетов в нем, героичность экипажей оттеняются беспечностью избранных, которые заботятся лишь о том, когда же можно возобновить танцы? Так показывает Лем разыгравшуюся в космосе трагедию…

Рядом стоят два рассказа «Друг» и «Молот» об искусственно созданных мыслящих системах. С одной из них герои сталкиваются на Земле, с другой — в космическом полете.

В рассказе «Друг» мыслящая машина начинает уже не только мыслить, но и желать, к чему-то стремиться, создавать свои собственные, далеко идущие планы. И для этой цели машина, лишенная исполнительных органов, рук и зрения, подчиняет себе маленького, слабого человека, заставляет его быть своим исполнителем, совершенствуя конструкцию, чтобы слить электронный мозг с человеческим. Кто знает, к чему привела бы безумная агрессия машины, стремящейся к переустройству мира, если бы ее план удался. Лишь пожар здания и гибель чудовищного электронного мозга спасли людей от последствий его деятельности. В рассказе гипертрофируются, преувеличиваются до пугающих размеров достижения науки, машина выходит из-под власти человека, живет самостоятельной жизнью.

А в рассказе «Молот» мыслящая машина даже начинает чувствовать… В великолепных диалогах одинокого космического путешественника и его собеседника, «товарища в полете», мыслящего электронного мозга, Лем нарисовал образ искусственно созданного, но разумного существа. Трудно поверить, что за произносимыми репликами, полными острого ума и чувства, стоит шкаф с сетью проводов и стеклянных ламп. Машина по-человечески привязывается к своему товарищу по полету, она боится потерять его, не хочет расставаться с ним… Все интереснее, значительнее разговоры, которые они ведут между собой, и… даже зазвучал вдруг в машине женский голос… Машина объяснила, что она записала голос научной сотрудницы, программировавшей в свое время ее работу, но впоследствии выясняется, что машина во имя выполнения своих планов может и лгать… Нет, она никогда не записывала женский голос, она воспроизвела, создала его с помощью имеющихся в ее распоряжении средств, чуть хрипловатый, естественный, волнующий… Лукавая в своей привязанности, она, пользуясь неограниченным контролем над всеми приборами управления полетом, незаметно отклоняет корабль от нужной трассы, чтоб он никогда не вернулся на Землю, чтобы никогда не разлучаться со своим товарищем по полету. Обезумевший человек, узнавший правду, разрушает молотом наполненный проводами и лампами шкаф, губит машину-товарища и губит себя…

Рассказ написан увлекательно, с большим мастерством, но создание человека живет в нем своей собственной жизнью, противостоя человеку совсем так, как в американских романах о роботах, только лишь более художественно, тонко и даже лирично.

Таков был частичный плен Лема у американской фантастики.

Однако творчество писателя позволяет говорить не только о его временном плене, но и о бунте не только против сущности американской фантастики, но и против социальной системы, ее породившей.

Творчество Лема обретает новое качество — сатиру. Он написал двадцать шесть путешествий в космос некоего космического барона Мюнхгаузена — Иона Тихого, развязно повествующего о самых необыкновенных путешествиях, полных невозможных приключений, которые запросто происходили с ним в самых различных местах вселенной.

Но не только диковинные миры показывает в этих пародиях на американскую фантастику Лем. Он умело пользуется необычным, чтобы высмеять обыкновенное, земное, существующее. Гипербола становится средством сатиры, совершенно невозможное преувеличение — достоверным показом знакомого. Вместе с Тихим читатель побывает и на планете Амауропии, встретится там с человекоподобными Микроцефалами и с помощью чудесного прибора, регулирующего течение времени, проследит за совсем-таки человеческой и довольно неприглядной историей. Притом и вперед и назад!.. Познакомится он и с планетой Завьявой, родиной мудрейшего из мудрецов вселенной, который сумел водворить терпимость и согласие на темпераментной планете Европии, посоветовав торговать в магазинах копиями людей. Каждый мог купить себе копию ненавистного ему человека и разделываться с ним при запертых дверях по своему усмотрению. Ненависть полностью расходовалась, и для оригинала оставалась лишь обходительная вежливость… Рассказывает Ион Тихий и о других планетах, где разумные существа выжили только потому, что спасались от периодических метеоритных потоков, паразитируя внутри гигантских животных, у которых была непробиваемая для метеоритов броня…