Я бежал, перепрыгивая через коротышек с Титана и подныривая под брюхами многоногих непойми-кого; разбрызгивая лужи, воняющие прокисшим портвейном, сквозь туман с ароматом каннабиса.
Влетел в какой-то закуток: спокойный полусвет без идиотских вспышек стробоскопа и человеческая музыка. Мамина печень, блюз! Древний мастер Бонамасса. Снял шлем, бросил на стойку.
– Пива. Традиционного, никакого жидкого азота.
Кружка классическая, без трубочек и вентиляторов. Я едва не прослезился. Даже тот факт, что существо за стойкой поблескивало полудюжиной глаз и трещало крыльями, не испортил мне настроения.
– Добро пожаловать, – сказало существо, – не желает ли звёздный путешественник насладиться утехами плотской любви?
Тьфу ты. Весь кайф обломал.
– Я не фанат перепихона с медузами и стрекозами-переростками, уж извини.
– Понимаю, – затрещало крыльями существо, – боязнь нового, древние предрассудки. У партнёрши должно быть только четыре конечности и дислокация вагины в традиционном месте. Редкость, конечно, но вам повезло: буквально пятнадцать минут назад…
– Вам завезли партию человекообразных секс-роботов, – подхватил я, – спасибо, приятель. Но с микроволновками и пылесосами я тоже не трахаюсь, да и денег только на кружку пива.
– Тут не бордель, а дом свиданий. Непрофессионалы разных рас ищут здесь секс без обязательств; четверть часа назад меня посетила самка вашего вида с такими же консервативными взглядами: только с человеком, причём земного типа. Странная самка, да. Я ей прямо сказал, что вероятность близится к нулю, и тут появляетесь вы. Удивительно, правда?
– Значит, страшная или дура. Я не только консерватор, но и немного поэт с чувством вкуса…
– Любопытно, – прозвучало за спиной, – прочтёшь что-нибудь?
Я обернулся.
Она была именно такого роста, какого надо. С чёрными волосами и зелёными глазами.
И без всякого генетического анализа ясно: женщина Земли.
Планеты, которой нет.
* * *
Но время есть.
Возьми мою ладонь,
я покажу, что звёзды – не огарки,
Тобою очарованные кварки
станцуют нам задумчивый бостон.
Пока живу – люблю, отвергнув тлен.
Пока люблю – дарю Вселенной шансы;
галактики кружат в игривом танце,
подолы задирая до колен…
– Красиво. Ты и вправду поэт.
Нежные лепестки её пальцев скользят, словно исследуют незнакомый материк.
– А ты помнишь небо?
– Да. И траву. И птиц.
– Счастливчик, – лёгкий, как весенний ветер, вздох, – а я – нет. Совсем маленькой была. Но вот воздух…
Да!
Я дышал всякими смесями и суррогатами: теми, что закачивают в баллоны скафандров, и теми, что наполняют корпуса кораблей. Я даже побывал в Музее Миров Империи; но трава там была из адаптированного пластика, пластмассовые птички пели на пластмассовых ветвях, и воздух такой же искусственный. Хотя состав газов выдержан до сотых долей промилле, не было главного – Запаха Земли.
Наверное, потому что его не существует нигде, кроме моей памяти. И, оказывается, её памяти – тоже.
– Счастливчик.
– Да. У меня есть воспоминания. И даже есть Мечта.
Тут я прикусил язык. Рано. Может, потом. Спросил:
– Как тебя зовут?
– Зачем? Мы больше никогда не встретимся.
– Ну почему же?
Я, солдафон, «равнодушный убийца» и «продажный берсерк», замер дольше, чем на секунду. И повторил:
– Почему же? Знаешь, я давно живу, многое видел. Но такое у меня – впервые. Ты – удивительная.
Смешок в темноте.
– Ты – лучшее, что было со мной, – сказал я.
Влажный поцелуй. Вздох.
– Нет. У меня слишком странная жизнь, я ничего не могу обещать тебе. Я и себе-то ничего не могу обещать.
– Подожди! Давай обсудим.
– Я в душ. Вернусь, и обсудим.
Я слушал, как она шлёпает босиком, как шуршит одеждой. Как льётся вода, омывая её кожу – нежную, гладкую. Горячую.
А потом хлопнула входная дверь.
Она ушла.
Не оставив ни надежды, ни имени.
* * *
– Вы опоздали на четыре минуты.
– Бывает.
– Господин Спрутс передаёт вам своё неудовольствие.
В другой раз я бы сказал, в какое именно отверстие он должен засунуть своё неудовольствие. Но сейчас я любил весь мир, в том числе этого нескладного секретаря, составленного из хромированных трубочек и стекла.
Я даже Спрутса сейчас любил. Триллионера, торговца рабами и наркотиками, наживающегося на всех способах убийств и саморазрушений.
И дело было совсем не в полумиллионе монет. Ещё пара таких предложений, и можно будет завязывать с наёмничеством. Тогда хватит на Мечту. Да, дело было не в нулях, а в жарком дыхании и протяжном стоне, которые до сих пор бродили в моей голове и заставляли глупо улыбаться.
Читать дальше