Alex PRO - Сиреневая книга

– Товарищ майор, я же не себе, – не моргнув глазом, ответил он, – товарищ старший лейтенант приказал сбегать.

– Не себе? А нахуя ж ты его выбросил, боец? Не придумал еще? Думаешь, успеешь с Серобабой договориться?

– Я вас напугался, товарищ майор, – как можно подобострастней сказал Бонда. – Вы же разбираться не станете. Я про напильники помню. И про ремень.

Историю про напильники рассказывали «деды», бывшие тогда ещё «молодыми». Вновь прибывший в часть майор немало удивился царящему в казармах бардаку и железной рукой принялся наводить порядок. Обнаруженные в кирзачах шерстяные носки и вшивники из олимпиек под кителями беспощадно резались в клочья. Морды хозяев уворачивались от оплеух. Брага отыскивалась даже в огнетушителях, что, похоже, десятилетиями никому не удавалось. Отсутствующие на тумбочке дневальные и просто залетевшие солдаты преследовались по всей территории части, удирая и уворачиваясь от швыряемых вдогонку подручных предметов. Одному особо борзому абреку в спину прилетел и воткнулся напильник. Все обомлели, но майору ничего не было, джигита, впрочем, тоже не жалели. Тем более ему как-то повезло, не комиссовали, во всяком случае, точно. После этого, говорят, напильник стал постоянным предметом в руках Марова. Дисциплина понемногу восстанавливалась, и к призыву Бонды многие обыденные ранее случаи стали дикостью. Например, еще в прошлом году некоторые солдаты умудрялись уходить в самоход на несколько дней, а пили вообще прямо в расположении.

Бонда застал только пьяные заезды самого майора. По плацу, на «Урале» с коляской. Жена его работала в том самом чипке, беспощадно обвешивала служивых (после её увольнения в килограмме стало аж на три пряника больше – для солдат это было принципиально), и, похоже, систематически гуляла.

Полгода назад Бонда огрёб от Марова пяток нарядов за подаренный ему уезжавшим дембелем чёрный от старости кожаный ремень. Гордился которым недолго.

– Бондаренко, – сказал майор на плацу, – выкинь его нахуй, его ещё Колчак носил! Это не ремень, это называется – «ебу я, и пла́чу!»

Бонда не хотел расставаться с ремнем, это был символический подарок. Тем более весь его призыв ходил в жестких «деревяшках» из искусственной кожи, больно врезавшихся при наклоне в торчащие под кителями ребра. Невзирая на шипение сержантов, он попытался как-то вышутить, аргументировать, но получил пять нарядов и немедленно заткнулся.

Сейчас же майор пристально посмотрел на Бондаренко и сказал:

– Это хорошо, что ты помнишь! Взял эту хуйню в пакете и выбросил вон в ту урну. Бегом, бля! И обратно.

Бонда закинул пакет в урну, заметив, что он вовсю протекает, и вернулся, ожидая неприятностей. Но Маров произнёс совершенно неожиданную вещь:

– Готовьтесь к дембелю! Скорей всего осенью. Повезло вам – студентов решили возвращать. Нардепы хуевы. Такая вот петрушка!

Майор помолчал, потом сфокусировал взгляд и рявкнул:

– Кор-р-роче, быро съебнул отсюда! Ещё попадешься мне на глаза в ближайшее время – доложу ротному!

Через несколько минут, дав небольшой круг, Бонда вернулся. Нашел в траве батон и побрёл восвояси, раздумывая над услышанным от майора…

Ещё много лет ему периодически снился один и тот же сон. Что они вновь собраны вместе. Призваны. Все. Даже те, кого давно отпели. Такие же молодые, девятнадцать-двадцать лет. В той же части. Чёрные погоны, золотые буквы. Солнце яркое, берёзы высоченные шелестят. Запах свежей краски и сапожного крема перебивает аромат серой хлебной горбушки. – Недослужили, ребята, немножко, непорядок! – Надо бы еще полгодика! – А что? Мы – за!

– Вообще-то это мой дом, я его специально здесь покупал, ещё, когда вы, засранцы, айфонами мерялись!

– Слышь, Хромой, ты нам, что предъявлять вздумал? Мы тебя фактически донесли досюда, кормим-поим, перевязываем, а ты бычишь?

– Ну, положим, – сказал я, – жрёте вы, в основном, мои же консервы, а вас шесть рыл…

– Э-э, полегче с обзываниями, – сказала Люська, – это у тебя может и рыло, а у нас нет. Ты чего, правда, начал наезжать, всё ж хорошо было?

– Я вам сколько уже раз сказал – мне нужно в Поляковку? Один я не доберусь. Скоро зима. Здесь делать будет нечего. Снег топить? А там озеро, рыба, лес покруче нашего.

– Там – стреляют! – сказал Петрович. – Этого уже достаточно, чтобы сидеть на попе ровно.

– Хорошо, найдите мне квадрик, я на нём по просекам, до станции, оттуда… тоже как-нибудь доберусь. Там пятнадцать километров по прямой. Люди помогут, доползу. И канистры ещё. И живите сколько хотите. Если мне не доверяете.