Владимир Обручев - Земля Санникова. Плутония (сборник)

– Разумеется. Съемку я могу взять на себя. Но определение широт и долгот? Этому мы не обучены.

– Ну, это не так трудно. С этим вас познакомят в Главной физической обсерватории. Я дам вам записку к директору. На подготовку понадобится две-три недели. Есть у вас время? Когда вы думаете выехать отсюда?

– Сейчас у нас конец ноября. Необходимо выехать через месяц, чтобы быть в Казачьем в конце февраля, а в половине марта двинуться на острова.

– Обыкновенно туда ездят в апреле.

– Совершенно верно, но нам нужно попасть раньше, чтобы в начале апреля уже идти через море к Земле Санникова, пока лед еще прочен.

– А в один месяц вы успеете заготовить и закупить все, что нужно?

– Да, я справлялся в мастерских. Нарты будут сделаны в две недели, закупить прочее я успею в это же время и вместе с тем могу посещать обсерваторию.

– Итак, дело устраивается здесь, но в Казачьем у вас будет еще много хлопот.

– Если дело решено, я сейчас же телеграфирую в Олекминск, почтой в Казачье, чтобы товарищи начали готовиться – закупали собак, одежду, собачий корм.

– Но ведь денег у них на это нет?

– Им поверят в долг до моего приезда: нас в Казачьем знают.

– А сколько нужно вам сейчас на задатки при заказах и покупке?

– Рублей пятьсот пока хватит.

– Я дам вам эту сумму из своих денег, а через две-три недели добуду и остальные и инструменты.

Шенк написал чек на банк и рекомендацию директору обсерватории и, передавая их молодому человеку, сказал:

– Зайдите ко мне через две недели, в это же время, рассказать, как подвигается подготовка.

– Позвольте выразить вам мое восхищение таким быстрым решением вопроса! – воскликнул молодой человек, глубоко взволнованный. – Идя к вам, я сильно сомневался в осуществимости моей мечты. А тут вышло все так просто. Вы даете большую сумму совершенно неизвестному вам человеку, веря ему на слово.

– Я еще не разуверился в людях, несмотря на свои седые волосы, – добродушно ответил Шенк. – Я уже помогал не раз в научных предприятиях, и мое доверие очень редко бывало обмануто. Кроме того, я умею оценивать людей почти с первого взгляда. Но вы действительно напомнили мне, что я еще не знаю ни вашего имени, ни ваших товарищей, а для открытого листа, который вам необходим для администрации края и который я вам достану, это нужно знать. Итак, вас зовут? Я записываю.

– Матвей Иванович Горюнов, бывший студент Петербургского университета, административно высланный в Якутскую область. Товарищи мои – Семен Петрович Ордин и Павел Николаевич Костяков, тоже бывшие студенты, первый – университета, второй – технолог. Мы все были высланы на пять лет за студенческие беспорядки в тысяча восемьсот девяносто девятом году.

– Чем же вы провинились, что вас выслали так далеко, точно опасных преступников?

– Мы были председателями сходок и потому причислены к коноводам. Нас хотели сдать в солдаты – помните, было такое распоряжение, – но мы отказались подчиниться. За это нас и отправили к белым медведям.

– А скоро ли кончается срок ссылки?

– Мой кончился, почему мне и разрешили выехать на родину в Вологодскую губернию под надзор полиции; в столицу я приехал, конечно, без разрешения. Товарищи освободятся через год.

– Я вижу, что для вас придется еще выхлопотать разрешение губернатора на выезд в Якутскую область.

– Ну, в этом, конечно, не откажут.

Через месяц Горюнов, снабженный деньгами и документами, выехал на восток, увозя инструменты и прочее снаряжение, в том числе три великолепные нарты и одну большую байдару, разбиравшуюся на части, которые в полчаса нетрудно было соединить друг с другом совершенно герметически. В ней могли поместиться четыре человека, три нарты с грузом и десять собак, что позволяло членам экспедиции совершить переезд через море в два приема.

От Иркутска начался уже санный путь на лошадях через Качуг вниз по Лене – длинный и скучный путь по занесенному снегом бесконечному коридору замерзшей реки между ее высокими, часто скалистыми берегами, вплоть до Якутска, жалкой столицы сурового края административной ссылки. Дальше путь шел через низовья реки Алдана и по диким ущельям угрюмого Верхоянского хребта, затем по холмам и равнинам обширного бассейна реки Яны до ее устья, где приютилось на краю света занесенное снегом до крыш село Казачье. Уже от Якутска дня почти не было, а за хребтом началась полярная зимняя ночь; только звезды, луна и сполохи – северные сияния – освещали путь, если не было пурги.