Тейт Спарроу - Протокол «Алиса». Лимит свободы

Чарли ввалился к Санчо весь запыхавшийся, обливаясь потом. Криво бросил ящик с машинкой у входа, но сверток с бумагой все-таки бережно устроил на подоконнике. Боялся испортить.

– Это ты что же такое приволок? – смеялся Санчо, глядя на выдохшегося приятеля. – Эко тебя тянет на старости лет таким грузом утруждаться. Не жалеешь ты себя, Павлушка.

Санчо, не спрашивая, налил гостю белого вина. А Павлушкой он называл каждого знакомого. Туриста и прочего неизвестного ему посетителя хозяин называл Егоркой. Можно было часто слышать, как он дает указания своим служащим в таком роде: «Егорка идет, ставь черную свинину. Он местный колорит кушать будет. А барышня его салат желает с осьминогом – по походке вижу. И такие вон у нее серьги нарядные. Предложи мороженое с малиной, скажи, домашнее». И все это хозяин видел и угадывал, когда гости еще только шли по улице и сами не решили, пора ли уже обедать или пока рано. Хозяину маленького ресторанчика приписывали необычайную способность с первого взгляда определять гастрономические предпочтения посетителей. «Павлушка сердитый, – в другой раз говорил официанту Санчо. – Налей ему кьянти. Если будет бурчать, что не просил, скажи хозяин прислал. Он жаркое возьмет. Но пусть сам тебе скажет. А я пока поставлю сковороду».

– Не принес книг, что ли? – Санчо уселся рядом. Он знал, что гость обедать не будет и просто хочет отдохнуть. В ресторане было пусто. В межсезонье Санчо часто отпускал персонал и оставался совсем один присматривать за заведением и кормить редких посетителей. Многие из них заходили просто поболтать и выпить вина. Как и Чарли сегодня.

– Машинку себе на беду купил печатную, – проворчал Чарли. И вдруг сам осознал, что говорит как старик. Он теперь все чаще обращал внимание на свой возраст. Возможно, поэтому и возникла идея с книгой. С годами все больше хочется рассказать другим, и все меньше желающих слушать.

– Это зачем? – удивился хозяин и недоверчиво покосился на тяжелый ящик.

– Мемуары писать!

– Да, ну? Про свою жизнь что ли? Воспоминания вроде как?

– Ну, да. Потом тебе читать дам.

– Да, на что мне твоя жизнь нужна. Я свои мемуары лучше напишу. И про тебя сам могу рассказать, если надо будет.

– Нет уж. Про те вещи, о которых будет книга, ты ничего не знаешь.

– А что ж за вещи такие?

– Не знаю, стоит ли рассказать. Еще не решил. Думал, пока занести на бумагу, а потом уже посмотрю открывать ли кому-то. Это про мою молодость. Даже дочкам не рассказывал никогда. И жене так и не обмолвился ни разу. Она и померла, не зная, что я за человек, и что в жизни делал.

– Так это когда было-то? Ты здесь лет тридцать живешь. Я помню еще, как ты первый раз пришел. Запомнил, потому что не угадал. Я за всю жизнь должно быть только один раз тогда и не угадал. Думал, ты красное вино возьмешь и пасту с острым соусом. А ты заказал яичницу, котлеты, крендель с солью и бутерброд с сельдереем. Запомнил я тот сельдерей. Что ж за бутерброд такой-то, с сельдереем? На всю жизнь я тебя тогда запомнил. Егорка, говорю, сумасшедший, звоните куда-нибудь, сдавать его надо на поруки, – Санчо рассмеялся. Эту историю он вспоминал часто и с удовольствием.

– Я тогда молодым был совсем, – стал вспоминать и Чарли. – С сельдереем, да? Ну, надо же. Нет, такого я уже не помню.

Санчо закрыл ресторан. И помог другу донести ящик до дома. Чарли водрузил агрегат на веранду. Протер его от вековой пыли и долго осматривал механизм, пытаясь понять принцип работы. Кое-как приладил бумагу. Нашел кнопку с буквой «Ч» и нажал. Кнопка податливо провалилась, но ничего не произошло. Чарли почесал жидкую бородку, и нажал кнопку еще раз. Снова ничего. Он нажал другую кнопку, потом третью. Лист по-прежнему оставался чистым.

– Не судьба, – спустя некоторое время заключил Чарли. И почему-то на душе стало легче. Нет никакого рока, который направляет его поступки. По крайней мере больше нет. Просто дурацкая импульсивная покупка. Да, и история старая и не важная. То, что было после, когда он приехал в этот город и впервые посетил заведение Санчо, гораздо важнее. Здесь у него появилась семья, любимое дело, и подлинная радость жизни. И он делает только то, что захочет сам, и никто ему ничего не внушает. Захотел приволочь домой дурацкий старинный агрегат, и приволок.

В прихожей послышались шаги. Дочери вернулись. Чарли отодвинул машинку в угол к прочему хламу и спешно накрыл ее тряпкой. Может, не увидят?

– Пааап, – протяжно позвала Доля, – а чего говорят, ты там диковину приобрел огромадную?