Дикий Носок - Грибница

Куда катится мир? Дети совершенно отбились от рук. Она как педагог с многолетним стажем может с уверенностью это утверждать. Развязные, наглые, недисциплинированные. Просто стая диких обезьян, а не дети. А внешний вид? За всю свою многолетнюю педагогическую деятельность она не могла припомнить такого безобразия, какое творилось несколько последних лет. Девочки то и дело норовили то густо намазюкать ресницы тушью, то навить кудрей, то раскрасить ярким лаком ногти. Одна придет на уроки на каблуках, другая – с серьгами, третья в ажурных колготках с рисунком. Не школа, а вертеп какой-то. Глаз да глаз за этими девицами нужен.

Девушку украшает скромность. Открытое, чистое лицо, аккуратно заплетенные в косы волосы (короткие, «мальчишеские» стрижки Нина Петровна не жаловала), юбка, прикрывающая колени. Ничего яркого, броского, вызывающего. Вот так должна выглядеть советская пионерка или комсомолка. И думать должна об учебе и общественной работе, а не о мальчиках и прочих глупостях.

А мальчики? Ничем не лучше. Отращивают патлы такие, что и глаз не видно. У Нины Петровны даже руки чесались. Если бы могла, подстригла бы сама прямо на уроке. Модно это, видите ли. Школа – не место для модных выкрутасов. Школьник должен быть чист, опрятен, коротко пострижен, в начищенных ботинках.

Нина Петровна бдительным взглядом без устали сканировала учащихся. И при обнаружении малейшего непорядка для начала просто пристально оглядывала провинившегося. Самым слабонервным хватало и этого. Девочки тут же вынимали предательски поблескивающие серьги и стирали блеск с губ, не дожидаясь второй стадии – замечания.

Для самых упертых, не реагирующих на замечания, были и другие методы. Беспорядок в голове, как известно, начинается с беспорядка на голове. Будь ее воля, она бы неисправимых отщепенцев отчисляла из школы уже только за один внешний вид. Ведь когда в классе заводится такой вот смутьян, гнильца от него начинает распространяться вокруг, портя хороших, но неустойчивых к чужому влиянию, ребят.

Детей нужно держать в ежовых рукавицах. Только тогда из них выйдет толк. Она не должна расслабляться. Впереди трудный учебный год. Возможно, самый трудный в ее жизни.

***

Ксюха шла домой после школьной линейки с двойственным чувством. С одной стороны, впереди еще целый год этой каторги. Каждый день, четыре четверти, а потом – экзамены. Она не выдержит, сдохнет от скуки. С другой стороны, ей удалось подгадить Нине Петровне – классному руководителю и по совместительству завучу, уже сегодня. Девушка хихикнула, вспомнив, как училка закатила глаза и скорбно сжала в ниточку несуществующие губы при виде ее. Ради такого стоило постараться. Она извела почти весь флакон Женькиного лака для волос, устраивая на голове подобие взрыва на макаронной фабрике. Старательно начесанные лохмы торчали в разные стороны, залаченные настолько, что даже ветру не под силу было их пошевелить.

Ксюха долго плевала в сухой брусочек «Ленинградской» туши для ресниц, нагуталинивая их слой за слоем. Потом, решив, что получилось все же недостаточно ярко, обвела глаза черным карандашом. Губы накрасила выбранной наугад Женькиной помадой. Можно было брать любую, не глядя, помада гарантированно оказалась бы яркой и вызывающей. Других сестра не держала. То, что надо. Нарядилась она тоже на отрыв. Форменное уныло-коричневое платье было отрезано по самое «не могу». Ноги, не Бог весть какие правда, могли бы быть и получше, сияли белизной. Колготок, за неимением целых, не рваных, не было совсем. Фартук бунтарка тоже надела, но не белый, как полагается на праздник, а повседневный – черный, показывая тем самым, что праздновать ей нечего. До окончания 8-го класса еще целый тоскливый год. Дополнили наряд туфли на высоком каблуке, стыренные опять же у старшей сестры. Женькин гнев вечером, когда она вернется с работы, будет страшен. А может и не будет. Если у любвеобильной сеструхи на вечер намечалось свидание, то ей все было по фигу. Если нет – она будет не в духе.

Ходить на каблуках оказалось ужасно неудобно. Мало того, что она еле ковыляла, невольно призывно покачивая бедрами, так еще и пятки растерла до крови. Отчасти поэтому, отчасти потому, что боевой запал иссяк и сил на войну с Ниной Петровной не было, Ксюха ушла домой после линейки.

Пятнадцатилетняя Оксана ростом и фигурой уже догнала старшую сестру. По всем остальным параметрам, по всеобщему мнению, вот-вот должна была догнать. Двадцатидвухлетняя Женька была потаскушкой, и Ксюха стремительно катилась в том же направлении.