Анатолий Мусатов - Аврелион

Из светящихся фиолетово-синим пламенем овалов на него смотрел тот, в чьем черепе был заключен мозг Пэра. С содроганием он понял это в тот же миг, когда от ужаса и отвращения инстинктивно закрыл глаза. Не открывая глаз, Пэр с безнадежной тоской страстно захотел, чтобы это все оказалось плодом его измученного воображения. Невероятным мысленным усилием, собрав ментальную энергию, Пэр единым порывом покинул эту беспощадно жестокую реальность, уйдя в мир воспоминаний…

Проводы старшей матери Миссы были торжественными и многолюдными. Жрецы, отправлявшие ритуал, в этот раз были особо почтительны. Все знали, что избрание богами Лакки старшей матери Адель стало для Аврелиона высшим проявлением их благоволения. Шествие к Храму Творения было обставлено многочисленными, празднично-ритуальными атрибутами. Но отчего-то в воздухе была разлита невидимая аура печали. Может быть, интеллакты, так или иначе, не желали ее скорого ухода. Все их жены, матери и сестры за последние несколько сроков эувенизации были воспитаны старшей матерью Адель. Никто не смел об этом говорить вслух. Идя в процессии, они обменивались мнением на этот счет лишь в радостно-благожелательном тоне о мудром провидении богов Лакки.

Пэр и Мисса шли рядом с небольшой платформой. «Длань богов Лакки» парила над землей на расстоянии в полметра. На ней располагалась прозрачная чаша в виде длинного овального кокона. Ее верх был наполовину открыт. Удерживаемая двумя упорами, крышка ослепительно сверкала на солнце множеством расположенных по борту четырехугольных граней. Рядом с чашей по обе стороны ее удлиненных концов стояли предикты. Облаченные в балахоны из блестящей ткани темно-серого цвета, они неподвижно замерли, будто более были принадлежностью ритуальных предметов, чем живыми людьми. Их лица скрывали глубоко надвинутые капюшоны.

Пэр смотрел на Миссу. Ее лицо было белее скаранового кристалла. Она казалась ему храмовой статуей, а не живой девушкой. Утром, перед началом процедуры подготовки Исхода старшей матери, Мисса старалась держаться принятых норм поведения. Но потом, когда они на минуту остались одни в комнате, Мисса подняла лицо на Пэра. Ее глаза, отразившие скрытую до этого времени боль и тоску, наполнились слезами. Мисса уткнулась лицом в грудь Пэра. Беззвучные рыдания сотрясли ее тонкую фигурку.

Пэр стоял молча, приобняв Миссу за плечи. Он знал, как Мисса любила свою старшую мать. В те дни, когда Пэра приглашали к ней в дом, он всегда испытывал почтительную робость перед строгой величественностью облика Адель. И, тем не менее, он знал, что ее доброта и любовь, скрывавшиеся под строгой внешней маской, были без меры и границ. Адель понимала каждое движение души своих подопечных. Она всегда знала, что сказать им в горькие или трудные моменты жизни…

Размеренный ход процессии, мерно-торжественный голос, возглашающий Моления о восхвалении мудрости и высшей справедливости богов Лакки, погружал всех в состояние умиленного экстаза. Поднятые вверх одухотворенные лица, светящиеся взгляды были полны неподдельного проявления чувств. Пэр искоса наблюдал за идущими рядом людьми. Почему-то у него возникло чувство неприятия всего того, что он видел. Рокочущий голос Главного Жреца не мешал Пэру предаваться своим мыслям. Он думал о том, почему так случается. Те, кто дорог и полон сил, нужный еще многим интеллактам, по воле богов Лакки должен без раздумий и просьб уходить в неизвестность навсегда.

Главный Жрец был предельно лаконичен и сух: «Ты, юноша, просишь меня о великом деянии. Многие об этом просили, но так определено изначально богами Лакки, так тому и быть впредь». Пэр никому не говорил о своей встрече с Главным Жрецом. Это было его личным велением души и сердца. Он не мог дольше переносить состояние Миссы. Ее погруженность в себя, отрешенность от всего, что еще недавно приводило ее в восторг, вызывали у него чувство беспомощности и сострадания к ней.

За то время, что было отпущено для приведения всех дел старшей матери Адель в Аврелионе, Мисса замкнулась в себе. Ее отношения с Пэром стали казаться ему какой-то сухой оболочкой, в которой гремят сухие, прошлогодние семена. Он безуспешно пытался пробиться к душе Миссы. Не то, чтобы он не понимал ее состояния. Тот замкнутый наглухо мирок мог навсегда замкнуть ее душу. Она даже отказывалась встречаться с Адель.

Отчаявшись, Пэр в какой-то момент решился на невообразимый поступок. Никогда до этого он не пользовался своим сверхъестественным даром. В силу своей душевной деликатности Пэр инстинктивно чувствовал недопустимость такого вмешательства в разум кого-бы то ни было. Но сейчас, не в силах вырвать подругу из бездны отчаяния, он решился. Выбрав время, когда Мисса была одна, он незаметно для нее притаился поблизости. Погрузившись в ментальный канал, Пэр соприкоснулся с разумом Миссы.