Анатолий Мусатов - Аврелион

– Хорошо, милинер Костакис, я проанализирую твое сообщение. В ближайшее время я свяжусь с тобой и сообщу о степени серьезности проблемы…

Мерцание нежно-розовой «бабочки» интеркома пропало. Милинер Дитерсон некоторое время пребывал в размышлениях. Сообщение старшего куратора Медцентра Аврелиона совершенно четко укладывалось в ряд его собственных подозрений. Что-то происходит в эсистеме взаимоотношений руководителей Секвенций. А может, и во взаимоотношениях самих Правителей Западноевропейского Консорциума. Внутриполитическая обстановка день ото дня становилась все более сложной. Одна оппозиционная фракция Пентадиона чего стоила! Дитерсон еще раз мысленно прокрутил разговор с милинером Магденборгом. Разговор был странным. Ему этот разговор с самого начала показался протекающим вне русла предметно-направленного внимания. Странным было и поведение Верховного Правителя. Тот словно одновременно находился в двух разных состояниях. Дитерсон ощущал необычность ответов Магденборга. В них едва обозначалась двузначность смыслового подтекста, но милинер Дитерсон смог уловить этот тонкий уровень скрытой информации. У него не было причин искать в разговоре с Магденборгом утаивание от него любой информации. Верховный Правитель много раз выказывал ему свое полное доверие. Вполне вероятно, что разговор по видеопласту был весьма неожиданнен для Магденборга. Это обстоятельство поставило его в двойственное положение. Дитерсон понимал, что если Магденборг не счел возможным известить его о сути беседы, то это тревожный знак. Что-то происходит… Разрозненность таких событий необходимо в самое ближайшее время собрать в единую картину…

Дождь, закончившийся точно по расписанию, как и положено при таком сочетании климатических условий, был всего лишь косметическим. Он оросил зелень, сняв с нее тонкий налет осевшей за полдня пыли. Пэр шел рядом с Миссой. Он обеспокоенно поглядывал на нее. Мисса была бледна, покрасневшие веки чуть припухли от недавно пролитых слез. Всю дорогу она молчала. Насильно Пэр не хотел ее расспрашивать. Он давно знал Миссу. Если она не захочет говорить, никакие уговоры не помогут. Лучше помолчать, находясь рядом. Она сама объяснит, что расстроило ее. Хотя она сегодня была не только расстроена. Случилось нечто более значительное, чем простой каприз красивой, сознающей свои достоинства тринадцатилетней девушки.

Пэр услышал веселый смех впереди. Он бросил взгляд вперед. Метрах в десяти от них шли Крит и Дея. Они оживленно разговаривали, совсем позабыв об отставших друзьях. «Странно, что Дея так весела… Она пришла вместе с Миссой. Значит, ничего страшного не случилось, раз Дея не придала значения такому настроению Миссы…». Пэр повернул голову. Мисса шла рядом. Отрешенно рассматривая верхушки кустарника, она упорно молчала. Ее припухлые губы были чуть поджаты. Пэр хмыкнул. Значит, она уже успокоилась. Пэр взял ее за руку.

– Что такое случилось? Ты, как пришла, не сказала ни слова?

Мисса отрицательно мотнула головой:

– Об этом не говорят, ты знаешь. Боги Лакки посетят наш дом.

– Почему? Кто же у вас стал им угоден?

Мисса вздохнула, прерывисто и глубоко:

– Метресса Адель… Ей пришел срок уйти к богам Лакки. Вчера вечером нас оповестили из Храма Творения.

Пэр все понял. Метресса Адель была воспитателем в Репетитории, в классах, где обучались девочки. К тому же, она была старшей матерью Миссы.

– Тут ничего не поделаешь… – растерянно пробормотал Пэр. – Мы не вольны в своих желаниях. А разве ей вышел срок?

– Да… – Глаза Миссы снова подернулись влагой. – Я ее очень люблю. Пэр, скажи, почему люди должны уходить к богам Лакки, когда они так нужны? Зачем им такие жертвы? Мама говорит, что и она скоро уйдет, и тогда я останусь совсем одна! Понимаешь, Пэр, одна!

– Ты не одна, Мисса! Я люблю тебя и никогда не оставлю одну. Нам ведь скоро разрешать соединить наши тела на всю жизнь, пока боги Лакки не призовут к себе.

Пэр говорил это, прижав руку Миссы к своей груди. Девушка взглянула на него. Пэр вдруг увидел в ее взгляде что-то доселе незнакомое. Как будто Мисса, его вчерашняя капризная, смешливая подружка разом повзрослела на много лет.

– Пэр, я не хочу проходить инициацию. Мне страшно. Ты слышал, у Николь опять дитя умерло при родах. Он у нее третий. Больше ей не разрешат. У нее жив только первый ребенок. Пэр, почему всегда у всех женщин есть только один, первый ребенок? А остальные рождаются мертвыми?