Игорь Минаков - В мирах любви

– Я буду спешить к тебе изо всех сил…

Он крепко поцеловал жену, решительно отодвинул от себя и принялся одеваться. Поклажа для дальнего путешествия была уложена загодя. Дворнику Василию еще с вечера велено найти к половине седьмого утра извозчика. Одетый, как заправский полярный исследователь, Борис уже на пороге еще раз поцеловал жену. Она вцепилась в его медвежью шубу, прижалась, резко отстранилась, перекрестила и ушла к себе в комнату – не хотела видеть, как за любимым закроется дверь. Борис проводил ее взглядом, вздохнул, подхватил баул с пожитками, вышел на парадную лестницу, тщательно запер дверь и спрятал ключ в ладанку на груди.

Лошадка, кивая мохнатой от инея мордой, почти не понукаемая зверообразным «ванькой», споро повлекла седока по пустынным по раннему времени улицам. Громадный город дышал холодом. В лучах уличных фонарей серебрились морозные блестки. Дворники шаркали деревянными лопатами, освобождая тротуары от снега. Приказчики снимали с витрин магазинов и кофейных ставни. Брякали колокольцы встречных упряжек. Образ едва сдерживающей слезы жены сопровождал приват-доцента Беляева до самого вокзала, но под его чугунными сводами вдруг съежился, спрятался в потаенном уголке сердца. Надвинулось предвкушение предстоящего приключения. И усевшись в вагон, Борис уже мысленно торопил машиниста, словно тот нарочно задерживал отправление состава. Наконец, прозвенел колокол, паровоз засвистел по-разбойничьи, напряг железные жилы и с трудом сдернул примерзший к рельсам состав.

Примерно на середине пути Борис вспомнил, что забыл письма Лао и склянку с аппергитом в кармане домашнего сюртука. Почувствовал мгновенную досаду от непредсказуемости последствий своей забывчивости, но поразмыслив, решил, что Аня вряд ли прикоснется к его домашней одежде до его возвращения. Да и в кабинет заходить не станет, боясь спугнуть едва уловимые следы присутствия любимого. Склонная к поэтическому видению вещей, Аня любила милые пустяки, связанные с приятными воспоминаниями, не в силах расстаться даже с сосновой шишкой, подобранной на прогулке во время летнего отдыха в Комарово.

«Милая ты моя, родная, – думал Борис, глядя в слепое, заиндевевшее окно вагона. – Прости, что пришлось тебя обмануть… Прости, что отправляюсь в такую даль, откуда, может быть, нет возврата… В одном я тебе не солгал, покуда жив, буду спешить к тебе изо всех сил… Весь Марс, со всеми его чудесами, не заменит мне тихого чуда твоих глаз…»

Он не заметил, как задремал под мерный перестук колес, привалившись плечом к стылой вагонной стенке. Разбудил его простуженный голос кондуктора:

– Терийоки, господа, кто сходит… Терийоки…

Сойдя на дощатый оледеневший перрон, Борис сразу увидел встречающего. Маленький человек, до самых глаз закутанный в меха, внимательно посмотрел на него из-под лисьего треуха и жестом велел следовать за собой. Вокруг суетился простоватый провинциальный люд, навьюченный мешками и корзинами. Финский медлительный говор мешался с крепким русским словечком. Мальчишки наперебой предлагали проезжающим пироги да сбитень. Дико было даже представить, что среди этой толкотни вдруг может затесаться субтильная фигурка марсианина. И тем не менее вот он, стремительно лавирует в толпе землян. Борис заметил, что в отличие от своего соплеменника Тэо не испытывает затруднений с передвижением в условиях земного тяготения. Нагруженный поклажей, приват-доцент Беляев едва поспевал за ним. Поневоле опять подумалось о розыгрыше. Так и не обмолвившись ни словом, они вышли на пристанционную площадь, где Тэо указал на розвальни, видимо нанятые им в городке для продолжения путешествия.

К удивлению Бориса, хозяин розвальней передал вожжи марсианину, пробурчав:

– Значица, как договорились, барин… Оставите санки у старика Пьехалы…

Тэо молча кивнул ему, протянув «катеньку». Мужичок крякнул от удовольствия. Еще бы, вся его упряжка, вместе с лошадью и санями, стоила меньше. Борис водрузил баул на розвальни, упал боком на сено, устилавшее доски. Марсианин, как заправский крестьянин, вскочил на передок, щелкнул вожжами. Зрелище сие было столь комичным, что Борис едва не расхохотался. Путешествие к Марсу начиналось весьма буднично. Управляемые пришельцем из иного мира деревенские сани, выехали на проселок, что пересекал «чугунку» и углублялся в заснеженный лес. Мухортая кобылка хорошо знала свое дело. Взрывая широкими копытами снег, она резво тащила тяжелые розвальни в синий просвет между двумя рядами лесных великанов, накрытых тяжкими шеломами из белого серебра.