Андрей Валентинов - Аргентина. Нестор

– А у меня только мама, – вздохнула Герда. – Родственников целая толпа, но Снежная Королева – она одна. Однако маме сейчас не до меня, у нее скоро ребенок будет, а я, считай, выросла и характером не вышла… Давай, за твоего отца, чтобы выжил и к тебе вернулся.

Соль, благодарно кивнув, резко выдохнула и влила в горло ровно половину рюмки. Подождала немного… Убедившись, что жива, потянулась к вилке.

– Парня себе уже завела? – поинтересовалась хозяйка, когда тарелка наполовину опустела. – Или до сих пор с куклами играешь?

Медвежонок Тедди остался в брошенной квартире. Соль было его искренне жаль. Но… Какой еще парень?

– Мне же только четырнадцать!

Герда пожала плечами.

– Ты красивая, потому и спросила. Это от меня все шарахались. Уродина, злая, и характер плохой. И еще я заикалась, только недавно перестала.

Усмехнулась.

– А парень, представь себе, есть. Он в Англии, письма пишет. Правда, Николас еще не понял, что я выросла…

Улыбка исчезла, глаза взглянули сурово.

– Крабат в вашей войне не участвует. Но тебе – тебе лично! – он бы обязательно помог. Значит, помогу и я.

В первый миг Соль так растерялась, что даже не поблагодарила.

– В Германии я постараюсь встретиться с руководителями рыцарских орденов. Нас всегда поддерживали Рыболовы. Сейчас братьев не осталось, всем руководит племянница последнего магистра. Меня она должна помнить, но едва ли станет откровенничать.

– А что тебе нужно?

– Контакт с руководством Германского сопротивления. Отец уверен, что эта женщина как-то связана с самим Харальдом Пейпером.

– Будь он проклят, Пейпер! Но… Если тебе, Соль, это очень важно, я напишу записку. Он тебя выслушает. Можешь, кстати, рассказать Пейперу о рыцаре Крабате, он такое очень любит.

– Пейпер – рыцарь?

– Хуже. Он колдун.

Замполитрука Александр Белов сидел «на стреме», внимательно прислушиваясь к тому, что творится за дверью. Занятие скучное и малопочтенное, на такое ставят малолетних сявок, на что-либо иное не способных. Но Фридрих попросил, делать же совершенно нечего. Была надежда, что принесут поесть, но досталась им только вода в ведре и при кружке. Ведро появилось под конвоем, его принес хмурый паренек в синяках и разорванном пиджаке, вероятно, такой же арестант. Двое с карабинами бдили, один зашел внутрь, второй следил из коридора. Дали напиться – и дальше ведро понесли. Тогда-то немец и попросил посторожить – сесть напротив входа, чтобы предупредить, если к двери подойдут. Сам же пробрался в угол, где лежал мусор, и основательно им занялся. Занятие с точки зрения Белова бессмысленное. Он и сам туда заглянул, надеясь обнаружить что-нибудь полезное, хотя бы кирпич. Пусть не булыжник, оружие пролетариата, но вещь тоже нужная. Однако мусор оказался деревянный: разбитый стол, два колченогих стула, тумбочка с проломленным боком. Не иначе осталось от прежних хозяев здания, которое ныне занимала «офензива». Фридрих же взялся за дело методично, перекладывая деревяшки слева направо. Александр прикинул, что палка с гвоздем – тоже оружие, но слишком уж ненадежное.

По поводу же соседа рассудил, что если тот и шпион, то какой-то странный. Ежели ищет какого-то Нестора (то ли Махно, то ли Летописца), почему спрашивает прямо, в лоб? Кто же ему, шпиону, признается? То ли опыта у немца мало, то ли учили плохо. Вот и попался.

В коридоре послышались шаги, и замполитрука привстал. Предупредить? Нет, кажется, удаляются. Стихли… Отбой тревоги!

Вспомнилось, что завтра, так же топая сапогами, придут по его душу, но Александр эту мысль отогнал подальше. Думать о таком определенно не стоит. Легче точно не станет.

– Поговорить надо! – прозвучало за левым ухом. Фридрих, подобравшись совершенно бесшумно, наклонился, кивнул в сторону мусора, где только что ковырялся.

– Туда!

Вблизи стало заметно, что куча приобрела первоначальный вид. Аккуратный немец умудрился уложить деревяшки точно на прежние места. Белов решил ничему не удивляться. Странный парень!

– Скоро за мной придут, – негромко заговорил Фридрих. – Они по ночам работают, впрочем, как и наши. Система старая и надежная. Сначала бьют, ни о чем не спрашивая, потом дают часок отлежаться и приводят в кабинет…

– …К доброму следователю, – замполитрука кивнул. – И у нас точно так же.

Фридрих понимающе хмыкнул.

– НКВД! Всего четыре буквы, но какой в них глубокий смысл. Гегель бы позавидовал… Плохо то, камрад Белов, что никакие признания не спасут. Протокол подпишешь, а тебя снова бить примутся. Добрый следователь выслушает, посочувствует, ты ему еще что-то расскажешь. А тебя снова бьют. Пока не сдохнешь – или под трибунал не отдадут.