Владимир Немцов - Избранные сочинения в 2 томах. Том 2

Набатников включил приборы и, подойдя к стене, откинул замаскированную доску стола.

— Теперь твое сердечко будет спокойно. Можем и обедать и следить за тем, что наверху делается. Ты, конечно, извини, я здесь на холостяцком положении хозяйка моя пока в Москве. Вот и приходится самому управляться.

Откидная доска закрывала нишу, где оказались четыре дверцы, как у большого холодильника. Набатников нажал одну из ручек и стал вынимать из шкафчика прозрачные герметические кастрюльки.

— Не знаю, чем тебя и угостить. Впрочем, у меня здесь кавказская кухня. «Пити» хочешь? Великолепная еда! Приготавливается в глиняных горшочках. Думал, что в стеклянной посуде не получится, но я, оказывается, недооценил высокочастотную технику.

Борис Захарович рассматривал сквозь небьющееся стекло кастрюлек всевозможные заготовки будущих кушаний. В кастрюльке, где должно было быть «пити», лежали кусочки сырой баранины, крупный горох, сушеная алыча, две целые картофелины…

— Почему высокочастотной? — спросил он, беря другую кастрюльку.

— Вместо газовой пли электрической кухни у меня высокочастотная.

Набатников открыл второй шкафчик, где оказались гнезда для кастрюлек, и стал опускать их туда одну за одной, потом закрыл плотную дверцу и щелкнул переключателем. Над ним сразу же засветился красный глазок.

— Через пять минут будем обедать.

Внутри высокочастотной печки Борис Захарович заметил маленькую вытяжную трубочку. Это на всякий случай, если из клапанов кастрюлек будут выходить излишние пары. Действительно, такую кухню можно организовать где угодно, даже в кабинете. Ни малейшего запаха. Тот же чистый воздух, который больше всего в жизни ценил Борис Захарович.

Он похваливал одно блюдо за другим. Потом, отставив от себя чашку с кофе, начал издалека:

— Чудной ты человек, Афанасий. Занимаешься самой слоистой в мире наукой, атомом, космическими лучами — и вдруг тебя заносит неизвестно куда. Помнишь, когда ездил по Волге, какие-то фильтры со студентами придумывал?

— Правильно. За рыбу надо заступаться, иначе она вся вымрет от разной химии, что спускается заводами в реку. Наконец-то за это дело крепко взялись.

Потирая переносицу, где краснела полоска от очков, Борис Захарович тяжело вздохнул.

— Еще бы не взяться, когда по рыбе план не выполняется. Нельзя воду отравлять. Рыба этого не любит. А как ты думаешь, воздух можно отравлять? Ведь рыба от этого не пострадает?

— Философствуешь, Борис. — Афанасий Гаврилович отхлебнул глоток кофе. Крой дальше, коли сел на своего конька.

— А ты не смейся. Я от дыма задыхаюсь. Послали меня зимой на курорт. Врачи заставили, говорят, что в этом месте воздух особенный, целебный. Приехал — и свету божьего невзвидел. Чуть не у каждого санатория вроде как заводская труба. Все соревнуются, дымят наперебой, кто больше этого воздуха целебного испакостит. Всюду бегал, кричал, размахивал руками. Говорю, что я не рыба бессловесная, чтобы меня травили. Нельзя же так, товарищи хозяйственники. А они вежливенько отвечают: а мы, дескать, ни при чем, нам не тот уголь завозят…

Набатников сокрушенно покачал головой:

— История знакомая и, надо сказать, довольно безрадостная. Я бывал в Лондоне. Там дым смешивается с туманом, а это еще страшнее. Но англичане не могут отказаться от старых традиций и отапливают дома каминами. Попробуй запрети, ни одно правительство — ни лейбористы, ни консерваторы — на это не пойдет.

— Но ведь у нас плановое хозяйство. Все можно сделать. И незачем мне жизнь сокращать. Пусть даже дней на десять. Дни мне сейчас дороги, их остается все меньше и меньше.

— Не крохоборничай, Борис, — вставая и кладя ему руки на плечи, сказал Набатников. — Мы еще с тобой поживем. Что дым? Пустячное дело. Насчет автомашин надо подумать. В некоторых американских и европейских городах с большим движением случалось, что полисмены, стоящие на перекрестках, падали в обморок, настолько воздух был насыщен выхлопными газами.

— Окисью углерода. Как в «душегубках». — Борис Захарович подышал на стекло очков и аккуратно протер их большим платком. — Может быть, я давно выживший из ума старик с навязчивой идеей, но я не знаю, о чем думает современное человечество? Господин Даймлер и многие другие изобретатели создали автомобиль. Машина, конечно, полезная, а в ряде случаев и незаменимая. Но в городах эта машина постепенно превращается в свою противоположность. Здесь она потеряла основное качество — скорость. Через несколько лет, если человечество не оду- Но не забывай, Борис, что для многих машина не только игрушка, но и символ власти, преуспевания, финансового благополучия. Даже у нас, в социалистическом государстве, нет-нет да и потянется за машиной эдакий противный обывательский душок.