Ким Робинсон - Министерство будущего

– Тот, тот, – заверил Фрэнк, не возражая против повязки. – Хотел бы я, чтобы это было не так, но я тот самый.

Парни промолчали. Автомобиль сделал несколько резких поворотов, Фрэнк то упирался плечом в дверь, то кренился набок, удерживаемый ремнем безопасности. Небольшой автомобиль с электроприводом производил совсем мало шума, однако ускорялся и тормозил очень сноровисто.

Наконец машина остановилась, Фрэнка куда-то повели по ступеням. В какое-то здание. Повязку сняли. Он очутился в комнате, заполненной молодыми людьми. Среди дюжины мужчин он заметил одну женщину. Все смотрели на гостя с любопытством.

Фрэнк рассказал свою историю. Собравшиеся время от времени угрюмо кивали, сверля рассказчика сверкающими глазами. Ему ни разу в жизни не приходилось выдерживать столь пристальных взглядов.

Когда он закончил свой рассказ, собравшиеся переглянулись. Наконец слово взяла женщина:

– И чего ты хочешь теперь?

– Присоединиться к вам. Заняться чем-то полезным.

Группа начала переговариваться на хинди – слишком быстро, чтобы он мог уследить. А может, на другом языке – бенгали или маратхи. Фрэнк не разобрал ни единого слова.

– Ты не можешь к нам присоединиться, – заявила женщина, когда группа закончила совещаться. – Ты нам не нужен. Знай ты все, чем мы занимаемся, возможно, и сам бы передумал. Мы дети Кали, так что ты не можешь стать одним из нас, хотя и находился здесь во время катастрофы. Но кое-какую помощь ты способен оказать: передай наше послание миру. Кто знает, вдруг это принесет пользу. По крайней мере, хотя бы попробуешь. Скажи им: пусть изменят свои привычки. Если они этого не сделают, мы будем их убивать.

– Сделаю, – пообещал Фрэнк. – Но я хочу большего.

– На здоровье. Мы тебе не запрещаем. Только не с нами.

Фрэнк кивнул, уставившись в пол. Этим людям не объяснишь. Никому не объяснишь.

– Хорошо. Я сделаю все, что могу.

Настало время бежать. Медлить дальше было слишком опасно.

Я работал врачом, руководил небольшой клиникой с помощником и тремя медсестрами, еще пара человек вели дела в офисе. Жена – учитель фортепиано, дети ходили в школу. Потом в наш район пришли повстанцы, начались бои с правительственными войсками, солдаты наводнили город, людей убивали прямо на улицах. Даже нескольких детей в школе, где учились мои дети, убили. Клинику взорвали. Когда я пришел туда и смог заглянуть через руины во внутреннюю часть процедурного кабинета, сразу понял: надо уходить. Мы почему-то попали в разряд врагов.

Я спросил друга, который до войны работал журналистом, не мог ли бы он свести меня с контрабандистом, чтобы тот переправил нас в какое-нибудь безопасное место. Я даже не представлял себе, куда именно. Любое место было надежнее нашего. Когда мой друг понял, о чем я прошу, он вышел из-за стола и обнял меня. «Мне очень жаль, что мы до такого докатились, – сказал он. – Я буду скучать по тебе». Его слова ножом ударили мне в сердце. Мой друг сразу понял, что означало это путешествие. Я сам еще не успел понять, а он уже понял. Прочитав это понимание на его лице, я рухнул на стул, как подстреленный. У меня подогнулись колени. Эта метафора очень точно передает, что происходит в момент шока. В организме идет какая-то физиологическая реакция, но я не знаю, как ее описать.

Контрабандист запросил очень много, столько, что его услуги могли позволить себе только люди с приличными сбережениями. Большинство горожан никуда не могли уехать. Мы смогли себе это позволить. Однажды мой друг позвал меня прийти вечером в кафе и привел с собой нужного человека. Незнакомец был вежлив, но холоден. Настоящий профессионал. Попросил показать деньги, спросил, сколько человек в моей семье, когда я буду готов, все в таком духе. Сказал, что сможет переправить нас в Турцию, потом в Болгарию, а оттуда – в Швейцарию или Германию. Я сходил в банк, снял деньги, вернулся домой, все рассказал жене, вместе мы сказали детям, чтобы уложили каждый по чемодану, мол, отправляемся в путешествие. В тот же вечер, в полночь, у нашего дома остановилась машина, мы спустились, сложили чемоданы в багажник, сами загрузились в салон. Когда мы отъезжали, я посмотрел из окна на нашу квартиру и понял, что больше никогда ее не увижу. Прошлая жизнь закончилась. У меня сложились свои привычки, я любил после работы или поздно вечером, когда спадала жара, посидеть в кафе, выпить кофе, сыграть партию в триктрак, поболтать с друзьями. Мы с женой подружились с другими парами, вместе готовили, присматривали за детьми. Хорошо знали хозяев продуктовой лавки, местных магазинчиков. Все у нас было не хуже, чем у других. Я до сих пор это помню. Но уже плохо.