Николай Томан - Говорит космос!..

— Да все то же, — пренебрежительно машет рукой Галина. Появились, правда, новые нотки совсем уже пессимистического характера. Они объясняют теперь, свои неудачи не отсутствием разумных существ в Галактике и Метагалактике, а гибелью их.

— Гибелью? Какой гибелью? От чего?

— Они, видите ли, считают, что в результате развития любого общества неотвратимо наступает такой период, когда разумные существа, овладев достаточно могущественным оружием, с фатальной неизбежностью уничтожают друг друга и превращают свои планеты в радиоактивные пустыни.

— Старая песня на новый лад! — усмехается Костров. — А нам теперь особенно важно доказать, что Галактика обитаема, что разум сильнее безумия, что жизнь могущественна и неуничтожима!

— Наконец-то! — Восклицание это почти одновременно вырывается у всех членов группы Кострова, собравшихся у экрана осциллографа.

Космическое радиоизлучение на волне двадцать один сантиметр возобновилось тотчас же, как только истекли триста двадцать часов пятнадцать минут десять секунд паузы.

Не остается больше никаких сомнений в искусственном происхождении сигнала, пришедшего со стороны Фоциса. Все переглядываются, счастливо улыбаясь, не в силах произнести ни единого слова. Первой приходит в себя Галина. Она обнимает Алексея Кострова и звонко целует его в обе щеки:

— Поздравляю! Поздравляю вас, дорогой Алексей Дмитриевич!

Вслед за нею бросаются к Кострову и остальные. У всех какой-то ошалелый вид. А у Кострова возникает такое чувство, будто его награждают за что-то, не им совершенное.

— Почему же меня?.. Ведь это мы все вместе… — пытается он восстановить справедливость, но голос его тонет в веселых протестах.

Непонятно каким образом, но тут уже оказываются и Басов, и комендант Пархомчук, а в двери павильона заглядывают все новые и новые сотрудники обсерватории.

— Ну что, старина? — елейно улыбается Басов. — Тебя, кажется, можно поздравить?

— Да, представьте себе, — не без иронии отвечает за Кострова Галина, — этот бесперспективный Фоцис заговорил почти человеческим голосом.

— Человеческим не человеческим, но безусловно голосом разумных существ, — весело посмеивается Костров. — Хотя, помнится, ты почти не допускал такой возможности.

— Ну ладно, ладно! Не будем поминать старое, — примирительно говорит Басов, поднимая вверх обе руки. — Я готов признать свою ошибку в недооценке возможностей вашей звезды.

Галину коробит от этих слов. «Откуда у этого человека такой примитивный практицизм? — возмущенно думает она о Басове. — Он ведь не шутя, а всерьез говорит о „возможностях“ звезд, так же, как мог бы говорить о возможностях племенных рысаков заведующий конефермой».

— Разве это не общий наш праздник? — все более патетически продолжает директор обсерватории. — А вы разве не радовались бы победе Климова? И в том и в другом случае победила бы ведь наша, советская наука!

А Пархомчук горячо трясет руку Галины:

— Разве я не говорил всегда, что верю в вас? Даже тогда, когда, может быть, никто, кроме меня, и не верил…

Павильон переполнен. Приходит и Климов. Он сердечно поздравляет Кострова и всю его группу. Чувствуется, что он искренне рад их победе. Даже Мартынов пришел покаяться.

— Так мне и надо, ренегату. Вечно сажусь в калошу из-за недостатка терпения…

Поднимается невообразимый шум, но Басов энергично стучит по столу, и все понемногу притихают.

— Прошу внимания, друзья! Давайте попробуем разобраться, чего мы все-таки достигли. Нам, значит, удалось наконец принять искусственный сигнал, посланный нашей планете из космоса. Теперь нужно попытаться расшифровать его значение. Что могли бы передавать нам разумные существа другого мира? Очевидно, что-то очень несложное, свидетельствующее лишь об искусственной природе сигнала. — Басов оглядывается по сторонам так величественно, будто успех группы Кострова принадлежит ему лично, и продолжает: — Казалось бы, что нашим адресатам с Фоциса логичнее всего было бы заявить о своем существовании путем последовательной передачи чисел натурального ряда: один, два, три… и так далее. Мы, однако, приняли более сложный сигнал. В двоичной системе счисления он может означать цифру «шесть». Можно было бы в связи с этим предположить, что пять предшествующих цифр было передано раньше. Но ведь на это должно было уйти никак не меньше года. И потом, зачем же передавать так много цифр, да еще так долго, когда достаточно первых трех-четырех? Ну, а если передается только эта цифра «шесть»? Что она может означать? Он снова умолкает, вглядываясь в лица своих сотрудников. Не обнаружив ни на одном из них желания ответить на заданный вопрос, заключает: — Все, следовательно, чертовски усложняется.