В. Бирюк - Урбанизатор

Запалить толстенное заснеженное бревно, даже одиночно стоящее… Да без проблем! Плеснуть ведро бензина, кинуть спичку… Кто забыл: ни бензина, ни спичек в этом мире — нет. Нет — вообще.

Пока они возились толпой возле опор вышки, самый мелкий, которого вообще за человека не считали — мари же! не русский же! — убёг.

Тихонько, тихонько, «огородами, огородами»… за дымом и пламенем… встал на лыжи и… пятнадцать вёрст… по своей лыжне… в один дух. Захочешь жить — научишься бегать. У пришедших ко мне «лосей» — такой навык уже был. Остальные — не выжили.

Если бы я не всунул этого мальчишку сигнальщикам — прибежать было бы некому. И моё представление об истине — о ситуации с нападением — было бы значительно ущербнее.

Что я ставлю вышки — закономерность, что пополняю личный состав сигнальщиков — закономерность, что, в отличие от большинства здешних «мужей добрых», смотрю и вижу детей, имею некоторое представление об их темпераменте, сообразительности и проф. пригодности — закономерность, что «унжамерен» сопляков из битых мари вообще за людей не считают и за ними не присматривают — закономерность, что дети лесовиков начинают ходить на лыжах в том же возрасте, когда дети степняков на коня садятся — закономерность. А вот всё вместе… ну, наверное, случайность. «Рояль».

— Мадина, что будет дальше?

— Они придут сюда! Они всех убьют!!! Зарежут, изнасилуют, сожгут…! Нас всех!!! Надо бежать! Надо туда, на Стрелку!!! Поставить засеки, крепость, сторожей…!

— Это кто у нас такой… истерик? Перевести на выселки. К шатуну поближе. Медведи визга боятся. Даже и до смерти. Будешь ходить по лесу, влазить в берлоги и орать медведям на ухи. А мы потом будем шкуры снимать. Целиковые, без лишних дырок. Мадина, что скажешь?

— Э… Господин. Паймет говорит, что «унжамерен» придут сюда. Они будут искать нашей смерти. Обязательно.

— Эт да. Эт точно.

Илья Муромец, которого я заслал сюда для срочного завершения реконструкции жилищ… а другого «подъёмного крана» такой мощи — у меня в хозяйстве нет! — подтверждающе кивает кудлатой головой. «Точно. Придут».

— Они — не «придут», они — «пойдут». Почувствуйте разницу. Теперь вопрос: каким путём они пойдут?

Разница понятна? Если «придут», то встречать их надо здесь. А вот если «пойдут»… возможны варианты.

Знатоки темы, «эксперты по транспортным предпочтениям унжамерен» вступили в долгую дискуссию на двух языках, а я потолковал с прибежавшим мальчишкой. Через переводчицу, чисто для уточнения деталек. И не так-то много было нападавших. И с оружием у них… так себе. Они между собой говорили об остальных, о большом отряде, который лезет с Ватомы на Волгу, ждёт радостной вести о том, что русский «шенгзе» не сможет их увидеть.

Погонял, малость, местных сигнальщиков. Хитрые шельмецы! Так-то на вышку лазить постоянно — тяжело. Так один внизу бегает и второму наверх сигналит — что передавать, куда смотреть. Правильно я делаю, что учу их обеим азбукам: битовой и флажковой.

— Воевода, по нашему разумению, ежели на то будет господня воля… тьфу! Про поганых же речь ведём! Ну… пойдут они рекой. Волгой, значится. Большим отрядом. А малым… который вышку сжёг… тута не договорилися мы… Паймет говорит — ребят зарежут и по лыжне сюды придут. А по моему суждению — они полон к своим потянут. Тогда берегом придёт трое-пятеро. Тока глянуть-посмотреть. А то и вовсе никто — с большим отрядом пойдут.

— Всё верно, Илья. И я так думаю. Решение: ты возглавляешь оборону Кудыкиной горы.

— Хто?! Я?!

— Ты. Частокол у нас уже поставлен. Людей — внутрь. Прибраться тут. Сигнальщикам смотреть внимательно. Пара гридней у тебя есть. Из остальных прикинь кто гожий. Илья! Не криви морду! Не дури мне мозги! Хоть бы ты и один тут был, а их — десять. Ты ж сам знаешь — «грудь в грудь» ты десяток лесовиков положишь. Просто не высовывайся, пока близко не подойдут. Молодёжь да Паймет их раздразнят да под твой удар подведут. Я не пойму — или ты в свой кулак не веришь? Или — в мозг?

— Да уж… это… ты, Воевода, умеешь обидеть… воодушевительно. А как с большим отрядом?

— Так они ж по Волге идут? А мне Волга — мать родна. Накидаю матушке подарочков. Под лёд.

Вот с таким глупым хвастовством, оно же — укрепление воинского духа, мы и выдвинулись.

Та же речка, Ржавка — называется, её устье, лёд Волги, где я впервые увидел «лосей»-мигрантов. Ещё мусор кое-какой валяется, пятна крови видны. Встали на след «унжамерен», что с прошлого раза остался, побежали.