В. Бирюк - Урбанизатор

Мадину… тоже, конечно, помню.

Марийка, из рода лося, выдана замуж за эрзя в род коня, потому что: «девушка и за медведя выйдет», потом другие эрзя, из рода сокола, её украли, потом её украли мародёры из охвостья русских ратей, я «охвостье» прирезал, она побыла у нас общественной полонянкой, её снова украли ушкуйники, мы и ушкуйников истребили…

И тут я дал ей отпуск. Для посещения родных и близких.

Я не суеверен. Но эта женщинка… как переходящее знамя неприятностей. Была у меня надежда… типа — сходит в родительский дом, умоется ключевой водой, утрётся мамкиным подолом… Или иначе как стряхнёт с себя карму…

Судя по пейзажу, антуражу и реквизиту карма — не отцепилась.

После прозвучавших исчерпывающих разъяснений Сухана все задумались. Помолчали. Пережили. Задали сами себе все уместные вопросы. И сами же на них ответили. Молча. Как-то всё сразу ясно стало. Или — не актуально. Когда подумаешь малость. Кроме одного: а какие у них взаимоотношения со второй группой лыжников?

Надо уточнить и конкретизировать.

— Самород, сбегай спроси: что за народ к ним на хвост сел?

Мой «нацик» попытался эмоционально-матерно вслух поделиться своими глубоко исконно-посконными мыслями насчёт разговоров «со всякими этими»… Забавно. Но не в боевой обстановке.

Дальше он высказывал свои эпически-этнически окрашенные взгляды «белому безмолвию» — широкому заснеженному пространству замерзшей великой русской реки.

Толпа на реке при виде Саморода остановилась. Скучковалась, смешалась, подтянулась… Далеко — видно плохо, а слышно — и вовсе нет. И тут они побежали. Беспорядочно и бестолково. Роняя барахло, подхватывая детей и подгоняя коров. В нашу сторону. Прямо по Самородовой лыжне.

Потому что из-за мыса выкатилась вторая группа лыжников. Которые сразу радостно завопили и обрадовано рванули. К первой группе. Приветственно размахивая. Копьями и топорами.

Визг в первой группе усилился кратно, а вот скорость движения… Там падали люди, разбегались в стороны скоты, ронялись вьюки, мешки, кули, узлы и прочие… хотули. Включая меховые упаковки с маленькими детьми.

Чтобы бы всё это значило? «Встреча старых друзей»?

«Мир-багаж» — у каждого. Не только за спиной, но и в руках. А вот по тональности издаваемых звуков… Если и «окатят» друг друга «волной», то — не чувств, а более… жидким.

Головка растянувшейся толпы, визжа, преимущественно, девчоночьими голосами — у остальных дыхалки не хватает, уже начала втягиваться в узенькое устье нашей речушки, когда самые резвые лыжники-рекордсмены из второй группы догнали аутсайдеров из первой.

Толстая пожилая женщина на льду реки споткнулась, потеряла сбившийся платок, попыталась убежать на четвереньках. Радостный «лидер гонки преследования» ухватил её за седые косы, вздёрнул повыше голову и… вогнал ей в темечко свой топор. Потом резко дёрнул топорище горизонтально, так что половина черепа отлетела в сторону, отскочил, вскинул вверх окровавленный топор с налипшими длинными волосами, восторженно завопил.

Типа он — победитель. Великий и ужасный. Гудвин, мать его, средне-волжский.

Как-то… не гуманистически. И чего? Существенной разницы между людьми в обеих группах ни по одежде, ни по внешности — не вижу. Как у Любэ:

«Русские рубят русских…».

А здесь: нерусские — нерусских. Так чего напрягаться-то? У них, наверное, есть на то веские причины:

Классовая борьба — это аргумент. А Пуанкаре, как известно — голова.

Здесь, похоже, наблюдается пароксизм национально-освободительной борьбы. Одна часть нации освобождает землю от другой части. Племенные разборки: какой-нибудь «род суслика» выгнал «род тушканчика» из исконно-посконной норки. Теперь режут друг друга.

Вот сорок тысяч лет род человеческий существует — вот столько этим и занимается. Скучное, рутинное мероприятие. Повсеместное и повсевременное. Патриоты бьются с агрессорами. Кто из них кто — зависит от воспринимаемой глубины исконности. Если учесть, что на Русской равнине все хомнутые — пришельцы, что под Брянском были стоянки ещё неандертальцев…

А вот это он зря… Эдак его и зарезать могут. Факеншит! Да что ж он делает?!