В. Бирюк - Урбанизатор

Фактически — строится стая. Со всеми свойственными такому способу группового выживания, социальными ролями. Конечно — без крайностей и патологий. «А четвёртого, толстого — съели» — не надо.

Бригадир-объект-наряд-инструмент-работники.

Конечно, аутсорсинг — привлекательнее. Взял подрядчика, указал ему требуемый результат. Пусть крутится. За свои деньги. В чём и проблема — у меня нет людей, обладающих достаточным собственным капиталом, чтобы поднять такое дело. Дать им? Аванс, предоплата? А толку? Те же заморочки с артелями, то же самое отсутствие рынка рабочей силы. Плюс ещё куча проблем. У них. И у меня — соответственно.

Поэтому — бригада. Вперёд, ребята. Как и кого «бугор» выгоняет — уже показательно. И про выгнанного, и про выгнавшего.

Лентяи, бездельники, бестолочи попадали под плотный контроль своих товарищей. И, либо начинали работать в силу, либо, после пары переводов или эксцессов, оказывались «на кирпичах». Либо, не без этого, просто дохли, загнобленные коллективом.

К этому моменту я уже видел потенциальных бригадиров. Опыт зимовки на Стрелке выявил достаточное количество ярких личностей с лидерскими свойствами.

Из этих людей — бригадиров, мастеров, начальников — начала формироваться вторая волна (первая — Пердуновские ближники) моей «стрелочной элиты». Не связанный ничем — племенными, сословными, родовыми — ограничениями я мог выдвигать людей, исходя из результатов их труда. Странно ли, что позже, когда у меня появилась возможность, наиболее успешные из них получили боярские шапки.

Первые площадки были, естественно, Кудыкина гора и два других поселения эрзя по соседству. Почти сразу мы принялись за реконструкцию «Лосиного городка». Чуть позже пошли и другие марийские, эрзянские и мещерские селения.

Как правило, мы использовали туземные селища, понимая, что люди до нас выбрали это конкретное место для жилья, имея на то основания.

Почти всегда такая реконструкция сопровождалась существенным расширением. Ибо плотность использования земли русскими землепашцами выше, чем более охотничьими племенами аборигенов. Часто такое селище разрасталось до села (село — поселение с церковью, 60 дворов — церковный приход в Российской империи) или до города (от 120 дворов).

Притом, что на самой «Святой Руси» размер сельских общин постоянно сокращается с аж до-княжеских, с племенных времён, и ныне типично 3-10 дворов.

Причина такой разницы — в источнике решений. Во мне. Мне существенно проще, быстрее и дешевле построить одно село в 60 дворов, чем 20 — по 3. Это ещё не урбанизация, это — концентрация сельского населения, один из первых шажков.

Я не навязываю — как можно навязать крестьянину место жительства в дикой местности? — Я предлагаю. Но… а куда он пойдёт? В мордву? Где перед каждым уважаемым человеком несут головы врагов? Где нельзя жениться тому, кто не убил человека?

Ладно, пошёл. В чисто поле. Чтобы там выкопать землянку, валить лес, сушить его, раскорчёвывать пашню… И всё равно, после нескольких лет напряжённого труда он не будет иметь такого подворья, которое у меня мог бы получить сразу.

За эти годы девушка, к которой он сватался — уже замуж вышла, детей нарожала. А он так и бобылюет. Потомства от таких… мало остаётся.

Предлагаемая структура подворья, селища требовала кучи вещей. От огнеспасательных досок до трехполки. Задавала иной образ жизни, другой уровень навыков общения с окружающими. Одно дело — три хозяина, батя да два сына. Здесь все роли — от рождения. Другое — 60 мужиков. Да ещё из разных народов, с разными навыками.

— Гля! Петруха-то втрое сена накосил! Здоров мужик.

— Да не, то у него коса — «воеводовка». Не наши горбуши.

— Дык… а чего ж мы воеводовками не косим?

Или:

— Ой, Матрёна, капусточка у тебя славная, в хрусточку.

— А ты присылай свою. Научу — будет и твоя такую делать.

Множество приёмов той извечной технологии, которая называется «крестьянская жизнь» стремительно, взрывном образом, распространялись в новых общинах, сталкивались, конкурировали между собой, дополняли друг друга. Множество «исконно-посконных», «как с дедов-прадедов заведено» — повседневно, наглядно сравнивалось с множеством таких же, только от других «дедов». Я и не делал ничего, а пресловутая производительность труда росла сама по себе. Просто от сравнения с успешными соседскими образцами, от интенсификации «обмена технологиями». И в эту, взрыхлённую уже их собственными изменениями, почву общественного сознания — куда легче ложились многие мои новизны.