Ким Робинсон - Голубой Марс

– Не думаю, что она хочет с вами разговаривать, – сообщила ему та, что повыше.

– Вы весьма наблюдательны, – ответил Сакс.

Пройдя приличное расстояние, Энн остановилась у другого окна в той же галерее – завороженная или слишком утомленная, чтобы идти дальше. А может, часть ее все-таки хотела поговорить.

Сакс остановился перед ней.

– Я хочу, чтобы ты поделилась своими впечатлениями, – сказал он. – Предположениями насчет того, что нам делать дальше. И еще у меня много вопросов по части ареологии. Конечно, может, строго научные вопросы больше тебе не интересны…

Она сделала шаг вперед и дала ему пощечину. Он почувствовал, как сползает по стене галереи и опускается на ягодицы. Энн успела скрыться из виду. Девушки, явно не зная, смеяться или охать, помогли ему подняться на ноги. У него болело все тело – даже сильнее, чем лицо. Глаза горели, чувствовалось легкое покалывание. Будто он мог заплакать перед этими двумя дурами, которые увязались за ним, неимоверно все усложнив. В их присутствии он не мог ни кричать, ни умолять, ни становиться на колени, чтобы просить у Энн прощения. Он просто не мог.

– Куда она ушла? – выдавил он.

– Она действительно не хочет с вами беседовать, – заявила высокая.

– Может, вам лучше подождать… и попробовать позже, – посоветовала вторая.

– Да заткнитесь вы! – воскликнул Сакс, чувствуя раздражение настолько сильное, будто он приходил в ярость. – Я вижу, вы просто позволили ей перестать лечиться и теперь смотрите, как она себя убивает!

– Это ее право, – заметила высокая.

– Конечно, да. Только я говорю не о правах, а о том, как должны вести себя друзья, когда кто-то ведет себя к самоубийству. На эту тему вы вряд ли сможете что-то сказать. А теперь помогите мне ее найти.

– Вы ей не друг.

– Я ей самый что ни на есть друг.

Он встал, покачнулся, пытаясь двинуться в ту сторону, куда, как он думал, ушла Энн. Одна из девушек попыталась взять его под руку. Он уклонился от ее помощи и пошел дальше. Там, поодаль, он и заметил Энн, рухнувшую в кресло в каком-то помещении, напоминающем столовую. Он приблизился к ней, замедляясь, как Аполлон в парадоксе Зенона.

Она повернулась и вперила в него взгляд.

– Если кто и бросил науку, то это ты, с самого начала, – проворчала она. – Так что не надо нести чушь о том, что она мне неинтересна!

– Это правда, – признал Сакс. – Правда. – Он протянул обе руки. – Но сейчас мне нужен совет. Научный совет. Я хочу понять. И кое-что тебе показать.

Но она, мгновение подумав, встала и снова удалилась, так быстро пройдя мимо него, так что он вопреки своей воле отступил. Он поспешил следом; ее шаг был намного шире, чем его, а двигалась она быстро, и ему пришлось чуть ли не бежать вприпрыжку, ощущая боль в костях.

– Давай выйдем на поверхность здесь, – предложил Сакс. – Даже не важно, где мы выйдем.

– Потому что вся планета загублена, – пробормотала она.

– Ты же наверняка еще выходишь иногда смотреть на закаты, – не унимался Сакс. – Может, я как-нибудь к тебе присоединюсь?

– Нет.

– Прошу, Энн… – Она ходила быстро и настолько превосходила его ростом, что ему было трудно не отставать и еще продолжать с ней говорить. Он пыхтел и задыхался, щека все еще горела. – Энн, пожалуйста…

Она не ответила и не сбавила шаг. Они уже спустились в коридор, разделявший жилые комнаты, и Энн ускорилась, чтобы войти в проем и захлопнуть за собой дверь. Сакс дернул за ручку, но она заперлась.

Не очень многообещающее начало.

Игра в кошки-мышки. Ему нужно было каким-то образом добиться того, чтобы их общение не превращалось в охоту или преследование. И все равно проворчал:

– Я так дуну, что весь твой дом разлетится! – и подул на дверь. Но затем подошли девушки и пристально на него уставились.

Через несколько дней, перед закатом, он спустился в раздевалку и надел костюм. Когда вошла Энн, он даже подскочил.

– Я как раз собирался выйти, – запинаясь, проговорил он. – Можно мне с тобой?

– Это свободная страна, – хмуро отозвалась она.

И, вместе покинув шлюз, они оказались на поверхности. Те девушки, должно быть, сильно удивились.

Ему следовало быть предельно осторожным. Естественно, хоть он и вышел с ней, чтобы показать красоту новой биосферы, лучше было не упоминать о растениях, снеге и облаках. Лучше было, если бы все это говорило само за себя. Пожалуй, в этом и состояла суть всех явлений. Невозможно рассказать о чем-то так, чтобы заставить это полюбить. Нужно выйти на место и позволить обновленной окружающей среде показать себя.