Александр Колпаков: Нетленный луч [Если это случится…]

Выше, над последними рядами амфитеатра, сверкали огромные центральногалактические звезды.

В амфитеатре Эомин сразу увидел Диноса. А вокруг него движение лиц, возбужденные жесты. "Его единомышленники, люди Действия, — с иронией подумал Эомин. — Как будто действием можно заменить мысль".

Вот Динос сорвался с места и подбежал к трибуне посередине сцены. Во весь экран выросла его стремительная фигура. Лучистые глаза горели жарким темным пламенем.

— Здесь, вижу я, побеждает дух смирения и покорности судьбе, — начал Динос звонким, рассекающим воздух голосом. — А человек не должен сдаваться никогда, ни при каких обстоятельствах! Предлагаю — призываю! — развернуть борьбу. Дорогу людям Действия! Мы соберем в единый караван…

Возгласы с места заглушили конец фразы, но голос Диноса все же опять прорвался сквозь общий гам:

— …все планеты и поведем их в Мегамир. Пробьемся через фиолетовое смещение.

— А ты измерил его мощь? В мегаваттах или Д-энергонах?

— Утопия!

— Эмоции, как всегда, не в ладах с математикой…

— Объясните ему на пальцах!

Внезапно по рядам прошло какое-то волнение. Наступила тишина. Эомин невольно напрягся. "Что там такое? Новая неожиданность?" Динос отступил в глубь экрана видеопанели, и на его месте возник кто-то другой, смутно знакомый. Эомин вгляделся. Ну, конечно, это главный астроном с Границы. Но что он хочет сказать?

— Все споры уже бесполезны, — тихо начал астроном. Видно было, как дрожит его подбородок, как трудно дышит ученый. Это было необычно для человека из расы "гомо галактос" — той же, к которой принадлежал и Урм. Только исключительные и чрезвычайные обстоятельства могли так взволновать галактоса.

— Наша внешняя планета-обсерватория погибла! — крикнул он спустя мгновение. — Ее нет! Она просто растворилась в пространстве. Нам, немногим, кто успел уловить момент сдвига трехмерного континуума, удалось дематериализоваться. Мы едва успели вырваться с Границы по лучу света!.. И вот я здесь. Великий удав Мегамира в одно дыхание заглатывает целые миры и галактики. Перед нами новая форма бытия неуничтожимой, вечной и бесконечной в своих превращениях материи…

Галактос умолк, ему не хватало воздуха.

По рядам Совета прокатились сдавленные восклицания. И опять наступило молчание, не нарушаемое ни единым звуком.

— Яснее, Итул, говори, — потребовал Урм. — Подробности. Факты. Цифры. Главное — как скоро?

— Я уже сказал, — ответил главный астроном. — Мегамир наступает и для него не существует предела скорости. На границах Метагалактики началось свертывание пространства-времени. Свертывание, превосходящее все известные нам масштабы и скорости. Оно не подчиняется известным нам физическим законам. Вспомни, Урм, мы читали с тобой древнейшие записи: "В конце концов расширение нашего мира прекратится. Красное смещение сменится фиолетовым". Так вот, сжатие Метагалактики — свершающийся факт. Может быть, через тысячу лет, а может, и завтра, материя нашего трехмерного континуума вновь, как и десять миллиардов лет назад, вернется в исходное состояние сверхплотного сгустка. И взорвется!

Эомин почувствовал, как у него цепенеет мозг.

— После взрыва, — устало закончил астроном, — в нашей части А-Вселенной начнется новое расширение. Новое красное смещение. Но в каких формах будет тогда существовать материя? Нам уже никогда не узнать. Бесспорно одно: возникнет новая жизнь, расцветут очаги разума. Но какие? Возможно, "людям" той невообразимо удаленной эпохи, не нашим потомкам, придется решать те же самые задачи, над которыми в свое время бились тысячи поколений наших ученых? Не знаю… Но знаю, что только это и вечно. Потому что жизнь, разум — бессмертны. Хотя мы, гомо, и должны уйти…

Казалось, холод сковал всех, остановил само время. Смятение чувств, замешательство охватило сейчас даже всегда отважного Диноса. Он безотчетно поглядел наверх: над вогнутой чашей амфитеатра склонилось ночное небо. Сверкали звезды, чуть мерцали туманности. И эта искристая ночь будто омыла его душу своей величественной невозмутимостью и благожелательностью. И Динос понял: есть предел всему, даже его уверенности в собственных силах…

— Так что же остается нам? — спросил кто-то в тишине.

— Вот это мы и должны обсудить, — откликнулся Урм, уловив негромкий вопрос. Лицо председателя было непроницаемым, как и подобает "гомо галактосу", но в глубине огромных зрачков металась напряженная мысль. — Кто хотел бы говорить здесь?