Дэвид Веллингтон - Последний астронавт

БУМ, БУМ, БУМ-ШАКА-ЛАКА. БУМ-ШАКА-ЛАКА.

«ТЕПЕРЬ ТАНЦУЮТ ВСЕ».

– Орион, это Пасадена, – пришел вызов Макаллистера. – Мы что-то слышим по вашей акустической линии. У вас все ОК?

Ответа надо будет ждать пятьдесят две секунды. Макаллистер встал с кресла и зашагал туда-сюда перед своим пультом. Кресло у него было большое, но в центре вместе с ним находился еще десяток человек, и все смотрели на громадный ряд экранов на дальней стене. На самом крупном отображалась траектория «Ориона-7», похожая на вопросительный знак: он летел к 2I по плоской кривой, которая позволит ему уравнять свою скорость со скоростью несущегося к Земле звездолета. Корабль уже перешел на длинный конец крюка: до встречи оставалось всего около недели.

Последние несколько ночей замдиректора не спал. Он не мог расслабиться, покуда экспедиция не доберется до чужого корабля. Конечно, Макаллистер понимал, что обманывает себя, полагая, что после этого сможет спать. Столько зависит от этого полета! Что бы «Орион» ни обнаружил: дружелюбных альтруистов или вооруженных до зубов агрессоров – мир изменится до неузнаваемости.

«ТАНЦЫ, ТАНЦЫ, ТАНЦЫ».

– Пасадена, это Орион, – сказала Дженсен, заставив его вздрогнуть. Он почти забыл, что запросил их статус. – У нас все ОК. Стивенс пар выпускает.

БУМ, БУМ, БУМ-ШАКА-ЛАКА. БУМ, БУМ.

Весь модуль колыхался от ударников.

Самый вместительный отсек «Ориона-7», в сущности, был большим пузырем с двойными стенками из толстого армированного нейлона. По сути, астронавты жили внутри батута. Обстановка самая спартанская – спальные мешки, столик, за которым они ели, персональные мониторы, ящики для вещей и оборудование – все это было закреплено на мягких стенах так, что, когда они включали музыку или смотрели кино, модуль с гулом вибрировал.

БУМ, БУМ, БУМ.

Хокинс на бегущей дорожке переставлял ноги в такт музыке. Он нахмурился, увидев вплывающую Рао, но тут же показал глазами, что не злится на нее. Схватившись за поручни тренажера, он стиснул их с такой силой, что костяшки побелели. Его руки всегда немного пугали астробиолога. Они были неровные и узловатые, с перекрученными фалангами. Рао достаточно долго была врачом, чтобы понимать, о чем это говорит. Видимо, Хокинс в детстве и юности постоянно дрался. Судя по тому, что нос у него был немного свернут набок, его ломали так часто, что нормально вправить уже не удалось. Офицер был неизменно вежлив с ней, но все равно рядом с ним Рао было не по себе. Она коснулась своих коммуникаторов и увидела, что Хокинсу осталось тренироваться еще тридцать девять минут.

– Не сбавляй скорости! – посоветовала она, перекрикивая музыку. Как врач команды, она должна была следить за тем, чтобы все проводили на этой пыточной машине по два часа в день. Если потерять осторожность, то жизнь в условиях микрогравитации в течение месяца может превратить кости в кашу. – Прибавь еще – и установишь новый рекорд!

Чтобы побудить всех соблюдать режим тренировок, она вела учет виртуального расстояния, которое каждый из астронавтов пробегал за день – и призывала каждого превзойти результаты остальных. Эту ее идею экипаж принял без особого энтузиазма. Хокинс вот тоже закатил глаза и бросил хмурый взгляд на дальнюю часть отсека, отгороженное помещение, где они спали и мылись. Видимо, Санни Стивенс сейчас находился там.

«ТАНЦУЮТ ВСЕ!»

– Полотенце, майор?

Хокинс вздрогнул: на крошечных пневмореактивных движках к нему приближался АРОК – автономный робот обслуживания команды. Рао знала, что майору робот не нравится, – и, по правде говоря, ее от него тоже порой корежило. По сути, АРОК представлял собой три пластиковые руки, отходящие от общего плеча. Каждая рука оканчивалась белой кистью, непристойно человекоподобной. Кисти были чуть модифицированным вариантом протеза, который ставили раненым военным, чем объяснялись имитация ногтей и чуть заметные ворсинки на фалангах, напоминающие волосы. Одной рукой АРОК уцепился за вертикальную стойку тренажера. Другая держала белое полотенце из микрофибры.

Хокинс схватил полотенце и промокнул лицо и шею, впитывая пот, чтобы его капли не оторвались и не поплыли по отсеку.

– Ты случайно не знаешь, – спросил он у Рао, – насколько громкой должна быть музыка, чтобы повредить человеку слух?

– Восемьдесят пять децибел, – отозвалась она, – или чуть больше…

– Я бы сказал, что эта звучит намного громче, – проворчал он.

– Если это помогает ему сохранить рассудок, – проговорила капитан Дженсен, повиснув у них над головами, – то я за… Никто ведь не жалуется Хокинс, что ты непрерывно смотришь только документальные ленты о Второй мировой…