Роман Суржиков - Лишь одна Звезда. Том 1

Нора сидела у дыры и ловила каждый звук. Страстно хотелось услышать, как соседка зарыдает от голода. Мия бродила по келье, сглатывала слюну, тихо стонала. Потом донеслись глухие удары: возможно, сбивала в кровь костяшки пальцев. Потом хрипло ахнула и утихла. Видать, снова упала в обморок… так и не заплакав, тьма бы ее! Все плачут в первые недели, отчего она – нет?! Знает, что недолго терпеть осталось, вот и не плачет!..

Тогда Нора горько зарыдала, судорожно глотая воздух. Сколько еще?.. Ну сколько?!

* * *

– Отнесу, – сказала Мия и взяла ведро земли.

Сперва была утренняя молитва – «Благодарность Печальной Ульяне». Новенькая как-то выстояла четверть часа на коленях. Потом – завтрак. Мия проглотила все в мгновение ока, даже не заметила, что и было в миске. Сердобольная сестра Джен дала ей лишнюю краюху. Затем сошли в тупик, приступили к работе. Труд – благость, он учит старательности и дисциплине, отдаляет человека от зверя и приближает к Прародителям, ибо звери никогда не трудятся, а только утоляют голод. От благости или от лихорадки у Мии горели глаза. Нора глядела с затаенной надеждой: тебе становится хуже? Если так, то скоро станет и мне!

Мия наполнила ведро и вдруг сама взялась за ручку.

– Отнесу.

– Чего? – поразилась Нора.

– Хочу.

Плакса пожала плечами и указала дорогу: прямо-вверх, направо, налево, снова прямо-вверх.

– Вагонетка, – добавила Нора.

Мия кивнула и ушла. Вернулась неприятно быстро: не заблудилась в дороге и не упала, справилась с тяжестью. Нора встревожилась. Тщательно прислушалась к себе: нет, никаких признаков хвори в теле. Ни ей не хуже, ни новенькой. Скверно. Спросить бы, мол, как себя чувствуешь? Но слова нужно беречь: вечером объясняться с Судейшей.

– Что узнала? – подступила к ней Синди после обеда, как только Мия оказалась в стороне.

– Яд в кофе, – повторила Нора слова новенькой.

Судейша выпучила глаза:

– Кофе?.. Богачка?

Другие девушки, бывшие рядом, добавили свое удивление:

– Южанка?

– Дворянка?

– Леди?

Плакса бросила:

– Лгунья.

Следующим днем Мия по-прежнему была жива и голодна. Глаза блестели. Лопатка при каждом ударе входила в глину не на полдюйма, а на целый дюйм. Нора не выдержала, спросила:

– Лучше?

– Благодарю, – кивнула Мия.

И снова попросилась отнести ведро. Нора не возражала, ей очень хотелось остаться одной. Когда Мия ушла, Нора села наземь и застонала от досады. Никакого мора. Еще одна надежда прахом. Хотелось плакать, но слезы застряли в горле. Того и гляди, Мия вернется – увидит. Эта сучка еще ни разу не плакала. Я что, хуже?!

Чтобы выровнять дыхание, Нора запрокинула голову. Увидела потолок: вдоль прохода укрепленный досками, а последний ярд у тупика – голая глина. Вскроется еще ярд – нужно будет укрепить, но пока и так держится. В глинистой массе свода темнело что-то… серое, влажное… твердое. Камень. Большой булыжник нависал над тупиком, едва проступая сквозь глину. Нора глядела и глядела на него.

Вернулась Мия, сверкнула глазами, бросила пустое ведро и острием лопатки стала быстро рисовать на глине. Нора привстала от любопытства, посмотрела. Рисунок показывал нечто квадратное, вроде кирпича на колесиках. К торцу кирпича плашмя крепился зубчатый блин, а ниже еще два таких же, но меньше. Именно они, блины, занимали Мию больше всего: новенькая нарисовала их особо крупно и задумчиво рассматривала картинку.

– Вагонетка?.. – догадалась Нора, хотя и не поняла, за какой тьмой понадобилось рисовать на стене вагонетку.

– Шестерня… – рассеянно обронила Мия.

Вот теперь стало вовсе непонятно. Что такое «шестерня»?.. Шестерка лошадок? Но вагонетку тянут не лошади, а веревка. Может, шестерней зовется вот этот зубчатый блин? Теперь Нора припомнила, что действительно видела такие на стенках вагонеток. Но зачем они нужны и почему так занимают Мию? Видать, хворь не очень-то пошла на убыль! От лихорадки случилось помутнение головы… Странное дело: Нора ощутила жалость к новенькой. Не настолько, впрочем, сильную, чтобы хоть как-то ее выразить.

Мия стерла рисунок и принялась копать.

– Мысль человека, что истинно верует, подобна лучу холодного света. Там, куда направляется она, исчезает мрак, полный страхов и сомнений. В луче холодной и спокойной веры ясно видится желанная цель и дорога к ней. Глаз верующего легко отличает важное от мелкого, великое от суетного, благое от злого и греховного. Ничто не укроется от лучей холодного света, весь мир пред лицом верующего станет прозрачен, как полуденный воздух. Благодарим тебя, Праматерь Ульяна, за эту дивную ясность.