Роман Суржиков - Лишь одна Звезда. Том 1

– Дождь – это хорошо, – говорил Лосось. Он то и дело теребил бороду, чтобы стряхнуть капли, а те налипали вновь. – Хорошо, братья. Под дождем когти не бьются.

– Этт-то ты с ч-ччего взял? – спрашивал Билли, стуча зубами.

– Им Агата не велит. Когда земля сухая – только держись. По снегу – тоже за милого душу. А по грязи ни в жизнь не будут биться.

Лосось неторопливо огладил бороду, его слова набрали значимости от этого жеста.

– Ну, коли твоя правда, – ответил Весельчак, – то нам гробки. Простоим тут до самой зимы. Кого лихорадка не уложит, те на морозе околеют. А когти явятся на готовенькое. Пройдут себе без печали, только зубы мертвецам повыдирают.

– Зачем?

– А что с нас еще взять? Ни денег, ни доспехов. Копья – и те поганенькие. А зубы хорошие, пригодятся. Вот, глядите!

Весельчак улыбнулся во весь рот, сверкнув белыми резцами. Солдаты согласились: хорошие зубы, какому-нибудь грею вполне сгодятся, а то даже и кайру.

– То-то же. А прочее, кроме зубов, воронам оставят. Вороны нетопырям – что сестры, нетопыри их любят, при любом случае мясцом кормят.

– Заткнись, В-ввесельчак! Чтоб тебя п-первого… – начал Билли и сухо, надрывно закашлялся.

Нетопырями или когтями называли северян – из-за Ориджинского герба: летучей мыши со стрелою в когтях. Поначалу звали еще ледышками или мерзлыми задницами – в первые дни, пока был азарт, пока хорохорились. Нас – полста тысяч, их – восемнадцать. Мы стоим в обороне: грудь колесом, копья частоколом, вот какие молодцы. Они придут с долгого марша, усталые, потрепанные. Напорются на нас – восемнадцать против полста! – да и расшибутся в труху. Дадим мятежнику пинка прямиком под мерзлую задницу – полетит до самой Первой Зимы!

Так говорили и жгли костры, грелись похлебкой, закусывали лепешками, травили байки. Но шли дни и дожди. Земля из черного масла, небо из мешковины. Промокшая одежда не высыхала никогда, отвратно и зябко липла к телу. Стоялось тяжело: мерзнешь, мокнешь, ждешь. К вечеру вымотан, как последний пес. Только и мыслей: согреться да поесть. А Весельчак говорит:

– Вот и подумайте: как тут биться? Стоим еле-еле…

Мерзлые задницы таких трудностей не испытывали. Каждый день кто-то приносил новость: северяне захватили Синий Лес; взяли замок Ормит; прошли Журавлики… Они в двух днях от нас. Нет, в полутора. Нет, в дне. Нет, таки в двух.

Чертовы ледышки двигались не прямиком по тракту, а зигзагом, то и дело отклоняясь, захватывая новые замки, городки, деревни. Северяне не спешили. Какая спешка!.. Им давеча хватило наглости устроить целый турнир в честь победы при Дойле!

Лосось говорил:

– Это хорошо, что не спешат. Значит, боятся мерзлые задницы! Знают, что мы им зададим жару!

Но шло время, хлестали ливни, и грязные, прозябшие солдаты все меньше верили Лососю. Не боятся их ледышки. Идут медленно не со страха, а как раз напротив, от уверенности. Знают, что не выйдем мы им навстречу, а будем стоять и ждать в обороне. Хоть даже под самым нашим носом они будут жечь и грабить – все равно не ринемся в атаку, утремся. Мы стережем город, а ледышки неторопливо, со вкусом жуют и глотают окрестные земли. Кто кого боится, други? Мы ли – полста тысяч – безропотно стоящие неделями в болоте?.. Они ли – восемнадцать – берущие, что захотят, в нашей – нашей! – земле?!

Над войском Южного Пути стояли три полководца: какой-то граф, какие-то два барона. Они не давали себе труда говорить с армией, потому солдаты не знали их ни по именам, ни в лицо. Знали другое: полководцы не рискуют двинуться с места. Северяне бродят в каких-нибудь двадцати-тридцати милях. Стоит нам выступить в поход, как ледышки тут же налетят и влупят со всех сторон – опомниться не успеем. Ничего хуже нет, чем удар с фланга на марше. Так что лучше стоять в обороне. Мятежнику нужен Лабелин – значит, он придет рано или поздно. А оборона дает преимущество: можно укрепиться, выстроить порядки, поберечь силы… Все верно: преимущество, укрепления – да… Но и страх – тоже. Нас втрое больше – почему же мы роем канавы и вбиваем колья?..

Особенный ужас вызывала северная конница. Всем была памятна и многократно пересказана история, как мятежник с тремя тысячами всадников разнес десятитысячное войско при Уиндли. С марша, с налету, одной-единственной атакой! Взял Уиндли, как блудливую девку: подскочил и опрокинул. Говорят, северяне налетели так быстро, что наши лучники от ужаса влупили по нашей же пехоте. Говорят, Ориджин скакал впереди всех, крича: «На колени, путевские сволочи!» И горе тому, кто не успел пасть ниц: его голова тут же прощалась с шеей…