Кордвейнер Смит: "Малинькие катята" Матери Хиттон [= Кисоньки-пусеньки Хиттон-мамусеньки]

Последняя встреча Бенджакомина с Лавендером, когда нужно было заключить сделку, на которую последний уже согласился, прошла драматично.

Лавендер отказался:

— Я не собираюсь высовываться. Я не буду ни на кого нападать и никого грабить. Да, конечно, я никогда не был пай-мальчиком, но лезть туда, где меня могут убить… А ты, сволочь, это знаешь.

— Подумай, что мы получим. Деньги. Там денег столько, сколько тебе и не снилось.

Лавендер засмеялся:

— Ты думаешь, я этого не знаю? Ты мошенник, и я мошенник. И я ничего не буду делать за пустые слова. Деньги на бочку! Я умею драться, а ты вор, и я не спрашиваю тебя, зачем ты… но мне сначала нужны мои деньги.

— У меня их нет.

Лавендер встал:

— К чему же тогда разговоры? Тебе не следовало говорить со мной. Потому что теперь придется выкладывать за то, что я буду молчать.

Лавендер был очень уродлив. Человек, которому немало довелось погрешить, прежде чем стать настоящим злодеем. Грех — нелегкий труд, и усилия, необходимые, чтобы его совершить, отпечатываются на лице.

Бозарт смерил его взглядом с головы до ног, спокойно улыбаясь. В его улыбке не было даже презрения.

— Закрой меня, пока я буду кое-что доставать из кармана.

Лавендер не обратил внимания на его слова. Он не полез за оружием, а спокойно стоял, постукивая по правой руке большим пальцем левой. Бенджакомин узнал этот знак, но не подал виду.

— Посмотри, — сказал он, это закладная целой планеты.

— Об этом я уже слыхал, — Лавендер засмеялся.

— Возьми ее.

Тот взял пластинчатую карточку, и глаза его расширились:

— Да она, кажется, настоящая! Действительно настоящая! — Теперь он стал намного дружелюбнее. — Я никогда таких не держал в руках. Каковы твои условия?

Между тем мимо них сновали жизнерадостные олимпийцы, одетые в черно-белые одежды, придававшие им вид людей, которых постигло какое-то горе. Невероятные геометрические фигуры застыли на их платьях и шляпах. Но собеседники не обращали внимания на местных жителей. Они были заняты только собственными переговорами.

Бенджакомин не сомневался в том, что все делает правильно, хотя он заложил год труда всей Вьолы Сидерии в обмен на неквалифицированную помощь капитана Лавендера, тогда еще капитана патруля Имперского внутреннего флота. Он отдал ему закладную. На ней стояла отметка о годичном сроке гарантийных обязательств. Даже на Олимпии существовали машины, которые немедленно отправили на Землю информацию об условиях сделки, превратив закладную в документ, который мог быть предъявлен целой планете. «Вот и первый шаг к мести, — подумал Лавендер. — После того, как убийца исчезнет, его народ должен будет выплатить все сполна». Он посмотрел на Бенджакомина с сочувствием, но тот принял этот взгляд как знак доверия и улыбнулся, чарующей улыбкой, которую ему было так легко изобразить. Бозарт протянул Лавендеру правую руку, желая рукопожатием закрепить условия сделки и придать торжественность моменту. Мужчины пожали друг другу руки, но Бозарт так никогда и не узнал, что стояло за этим рукопожатием.

«И серой стала земля. И серой стала трава от неба до неба. Но не возле воды. Не возле горы — низкой или высокой, а лишь возле холмов серых-серых. Посмотри на покрытую серебристой рябью полосу света вон у той звезды… Это Северная Австралия. Весь грязный мусор смыт с нее: все труды, сомнения, боль…

Бежево-коричневые овцы лежат на серо-голубой траве, а на низком небе выделяются облака, такие плотные, словно на них опирается потолок всего мира…

Возьми же больную овечку, человек, за это воздастся тебе. На этой планете можно стать бессмертным. Если ты ищешь место, где живут простаки и волшебники, так оно здесь…»

Вот и вся книжка, мальчик.

Если ты не видел Северную Австралию, ты не видел ничего. Но когда ты увидишь ее, ты не поверишь своим глазам…

На картах она обозначена: «Старая Северная Австралия».

Здесь, в сердце звездной системы, находилась ферма, которая обеспечивала всеобщую безопасность. Это были владения Матери Хиттон. Их окружали башни, между башнями — натянутые провода. Часть их безобразно свисала, а часть сияла таким металлическим цветом, которого не встретишь больше нигде: ни на самой Земле, ни в ее колониях.

Башни с проводами окружали открытое пространство. Посредине этого открытого пространства простирались земли размером двенадцать тысяч гектаров, покрытые бетоном. Радары ощупывали каждый миллиметр поверхности бетона. Ферма жила своей жизнью. В центре располагалась группа зданий. Там Мать Хиттон работала над задачей, которую поставил себе ее род: обеспечить надежную защиту планеты.