Сергей Волков - Великое Лихо - 2

В этот миг с пронзительным скрипом зашаталась черная лесина, подрубленная вагасом, дрогнула, косясь, начала заваливаться на бок, и Зугур, размахивая секирой, бросился в сторону, крича остальным:

- Пошла, пошла, бойся, бойся!

Шык, вскинув руки, чуть дохнул на падающее дерево меж переплетенных пальцев, и елина, вдруг вертанувшись вкруг себя, удобно легла вдоль самого края просеки, в стороне от людей и от груды приготовленных к погребению арских останков.

- Может, ты бы и сам её завалить смог, и не надо было мне весь вечер секирой стучать? - удивленно и отдышливо спросил Зугур, подходя к Шыку. Волхв рассмеялся:

- Может, и мог бы, Зугурушка, да только я и сам сейчас не знаю, чего могу я, а чего нет. Поживем-увидим.

- Чего-то больно веселый ты, волхв... - проворчал Зугур, приник к меху с водой, напился, и натягивая берский плащ, добавил: - Кабы плакать не пришлось...

* * *

Путники подошли к поваленной ели, чьи длинные колючие ветви, покрытые множеством аспидно-черных иголок, ещё дрожали после падения, и обступили ствол в двух десятках шагов от комля.

Молневый меч насквозь пробивал лесину, и врос в плоть её, весь залитый натеками черной, блестящей смолы.

- Это ж какая сила у Ар-Вала этого должна была быть, чтобы так клинок в дерево засадить? - с удивлением спросил Зугур, и сам себе ответил: Видать, и вправду, в старину люди могучее нас, ныне живущих, были. Ну что, волхв, как вытягивать его будем? Или опять рубить елку? Боюсь я, меч покорежу...

Шык, присев на корточки, поводил рукой поверх вросшего в дерево меча, сказал:

- Никогда допреж волхвы мечей при себе не носили. Иное у них оружие, и по иному они бьются. Но нам такая битва предстоит, какой ещё свет белый не видал, и меч этот Я возьму, и МНЕ он служить будет. А как достать его...

Волхв ухатился за рукоять, дернул легонько, и с негромким скрипом вынул Молневый меч из древесного ствола, точно нож простой из куска масла.

- Вот и все... - разглядывая необычное оружие, пробормотал Шык, а пораженные спутники волхва только рты открыли от изумления.

Молневый меч и впрямь необычен был. Удобная и длинная рукоять, вся светиньим шнуром оплетенная, крестовина в виде сплетающихся меж собой змей, и двухлоктевый клинок, полторы ладони ширины у основания имеющий, и плавно на острие сходящийся.

Меч блистал, точно светился сам по себе, и видно было, что годы деревянного полона не повредили его ни чуть.

- Как будто вчера из кузьни! - потрогав лезвие, удивился Зугур: - Эге, волхв, а тут написано чего-то, не по-арски...

Шык, поднеся меч к глазам, вгляделся в причудливые знаки, покрывающие основание клинка.

- Таких писмен не видал я прежде. Не иначе, Ар-Тах свое письмо изобрел, тайное и чародейное. Не разберу я его, сокрыт смысл надписи сей, но давайте думать будем, что тут тот наговор запечетлён, который нам в битве поможет.

Вскинув блистающий меч вверх, Шык торжественно произнес:

- Отныне мне ты служит будешь, меч Молневой, и свершишь ты наконец то, ради чего маг Ар-Тах и творил тебя!

И меч, словно услыхав знакомое имя, вспыхнул вдруг на миг, озарив просеку ясным светом, точно и впрямь молния-огница по небу пробежала, и путники с радостным удивлением смотрели на это.

Потом, нарубив целую гору черных еловых веток, соорудили Луня с Зугуром над прахом павших даным давно аров погребальный костер. Шык, запалив четыре смолистые ветви, роздал каждому из путников по одной, и с четырех сторон одновременно зажгли они упокойный огонь.

Дружно взметнулось вверх, в черное ночное небо, яркое пламя, затрещала, сворачиваясь, черная хвоя на еловых лапах, и почудилось людям в тот миг, что видят они в огне перед собой череду суровых мужских ликов в блистающих высоких шлемах. И последним был седой старец, и его лик хранил печать мудрости и тень грусти. А после исчезло все, и пламя с ревом пожрало останки людские...

* * *

Свершив обряд погребальный, сели путники к малому костерку, печеной утяниной справили тризну по упокоившимся отныне воинам арским, а после, когда пепел остыл и сотворенный Шыком вихрь развеял его окрест, пошли прочь от засыпаной ныне одними лишь берскими костями просеки. Беров же погребать путники не стали - ни к чему.

Не смотря на Лунины опаски, что пламя погребального костра приманит ворога или нечисть какую, никто не тревожил путников, и три дня шагали они меж серо-черных еловых стволов, словно просто погулять в обычный бор отправились.

На четвертый день, когда и утятину подъели, и карасей просолившихся половина всего осталось, набрели путники на большую ямину, овраг скорее, с пологими, и поросшими все теми же черными елями склонами. По дну оврага ручей бежал, но едва люди спустились вниз, чтобы меха свежей водицей заполнить, как из зарослей черного кустарника на встречу им выметнулось здоровенное серое тело.