– Значит, человек, имеющий отношение к астрономии, надо же! – Торшин усмехнулся. Хотя он сам достаточно скромно оценивал свои заслуги в астрономической науке, но все же ожидал, что дотошный прораб мог натолкнуться в Сети и на более подробные статьи об астрофизике Торшине, лауреате премии имени Белопольского и других, не менее значительных.
– Значит, говоришь, нашли в песке на волжском острове?
Торшин еще раз вгляделся в надпись, в колонки цифр. Ну, конечно, как же он сразу не понял? Остров на Волге, закопанная в песке бутылка с бумажкой-посланием, цифровой шифр. Лена Петрова… Остров. Когда это было? Кажется, в 1970-м…
Третьеклассник Игорь прибежал домой из школы. Комната была пуста, родители на заводе. На столе лежала записка от мамы: «Игорь, поешь чего-нибудь, возьми яйца в столе». Игорь вышел на кухню. В коммунальной квартире все было как обычно. В соседней комнате, в которой проживает с семьей фронтовик дядя Костя, стоял шум и гам: это его дети 13-летний Вова и Света на два года моложе брата, то ли ссорились, то ли играли. Еще в семье фронтовика имелся старший сын – 20-летний Степа, но он в данный момент отсутствовал. А если бы он был дома, то, скорее всего, сидел бы на кухне с дядей Костей, приканчивая очередную «чекушку» водки. Игорь уважал дядю Костю: в войну дядя Костя служил в кавалерии (оказывается, и на этой войне была кавалерия), на плече у него след от пулевого ранения. Война кончилась очень давно, и Игорь считал, что фронтовики почти все умерли или уже древние старики. А тут – живой фронтовик, в немцев стрелял. Как-то, еще в первом классе, Игорь даже прочитал дяде Косте смешной стишок о том, как под мостом Гитлера поймали, почему-то с хвостом. Дядя Костя на стишок отреагировал вяло, очевидно, ввиду подпития. Игорю было вообще непонятно, зачем взрослые то и дело пьют водку: потом от них так противно пахнет, а говорить с ними вообще становится невозможно – совсем дураками становятся. Дядю Костю застать трезвым было трудно. Впрочем, Игорь жил в «слободке», на заводской окраине, взрослые здесь пили практически все, поэтому ему было не привыкать общаться с пьяными. Еще одну комнату занимала молодая семья с двумя маленькими детьми. Один был совсем младенец, он постоянно орал; молодая мать непрерывно стирала пеленки в ванной, занимая ее по времени больше положенного. Наконец, последнюю комнату занимали старик со старухой, их Игорь недолюбливал, точнее не выносил запаха их готовки: украинка баба Груня целый день торчала на кухне и жарила лук. Игорь не понимал, зачем украинцам столько жареного лука.
Поздоровавшись со спящим прямо на стуле дядей Костей, его женой и бабой Груней, Игорь заглянул в свой кухонный стол и достал оттуда пару яиц, разбил их в кружку, посолил, взболтал, и быстро съел «обед», макая в «гоголь-моголь» ломоть хлеба. Потом, порывшись, нашел кулек с дешевыми конфетами, взял одну и съел ее вприкуску с хлебом. Запив все это водой из чайника, прямо из носика, Игорь почувствовал себя вполне сытым.
Пора было собираться на улицу. Улица Игорю нравилась. В школе тоже ничего, но все же не так как на улице. В школе старшеклассники-«дежурные» встречают младших в коридоре с утра и на перемене и раздают всем без исключения подзатыльники, это называется «получить леща». А еще хуже, это когда врежут по макушке оттянутым средним пальцем, это называется «залепуха». В такие дни к концу уроков голова трещит от полученных «лещей» и «залепух». Да еще эти Хорьки, братья Хорьковы. (Вспомнив о Хорьках, Игорь почувствовал привычный холод в животе и горячую волну где-то в области сердца: так всегда случалось, стоило только подумать об этой банде). Убежать нельзя: куда ж убежишь из школы? Пожаловаться взрослым – такое даже в голову прийти не может! В классе вот еще надоели два придурка Архипкин и Охапкин, которые то портфель из рук выбьют, то стул отодвинут, а то еще во время переодевания с физкультуры схватят твои брюки и убегут, и ты вынужден за ними бегать по школе в спортивных трусах.
Но в целом, Игорю такая жизнь нравилась, он считал себя счастливым. На затрещины от старших и проделки сверстников почти не обижался и сам отыгрывался на тех, кто помладше и послабее. Не потому, что ему это нравилось, а потому, что так было заведено. И вообще он гордился тем, что живет в Советском Союзе, а не в какой-нибудь капиталистической Америке. В Советском Союзе нет безработицы и апартеида. Он, правда, не очень хорошо представлял, что такое апартеид, но главное, что его нет. В апреле его приняли в пионеры, это было очень торжественно, он научился отдавать салют и повязывать пионерский галстук красивым узлом. А летом он поедет в пионерский лагерь, и многие мальчишки из школы тоже туда поедут, это будет здорово, тем более, что никого из Хорьков, по имеющейся информации, там не будет.
Читать дальше