Стивен Бакстер: Свет иных дней

Бобби видел Землю целиком – такую безмятежную в клетке серебряного света.

Синие и зеленые линии вонзались в новые пустыни Азии и североамериканского Среднего Запада. Искусственные рифы мерцали в Карибском море – бледно-голубые на фоне темно-синих океанских глубин. Огромные умные машины трудились на полюсах, восстанавливали атмосферу. Воздух был прозрачным, как стекло, потому что теперь человечество добывало энергию напрямую из ядра Земли.

И Бобби знал, что, если бы он только захотел, ему достаточно было бы всего лишь усилия воли – и он смог бы повернуть время вспять.

Он бы увидел города, цветущие на мирной поверхности Земли, вспыхивающие и исчезающие, будто ржавые капельки росы. Он бы увидел растения и животных, изображения которых уменьшались и сворачивались, – так лист дерева снова стал бы почкой. Он увидел бы медленный танец материков, увидел бы, как Земля вбирает первобытный жар в свое железное сердце. А сейчас перед ним представал мерцающий и увеличивающийся в размерах шар жизни и разума, внутри которого было заперто прошлое, как мошка, застывшая в янтаре.

Долгое время на этой процветающей и растущей Земле, погруженной в Знание, мирно обитало продвинутое человечество. А в те годы, когда родился Бобби, мир даже невозможно было себе представить.

А все произошло из-за амбиций одного-единственного человека – желчного, нехорошего человека, который даже был не в силах понять, до чего могут его довести мечты.

«Потрясающе», – подумал Бобби.

Он смотрел в свое прошлое, в свое сердце.

Вскоре после рассвета Виталий Келдыш неловко втиснулся за руль своей машины, включил смарт-драйв, и машина унесла его от обшарпанной гостиницы.

Улицы Ленинска были пусты, дорожное покрытие потрескалось, многие окна были заколочены досками. Он вспоминал, как выглядел Ленинск на пике своей активности, году в тысяча девятьсот семидесятом – кипящий жизнью научный городок с населением в несколько десятков тысяч человек, со школами, кинотеатрами, плавательным бассейном, стадионом, кафе, ресторанами и гостиницами. Даже собственная телевизионная станция здесь была.

И все же, когда Келдыш выехал из города по дороге, уводящей на север, на глаза ему попался старый синий указатель с белой стрелкой: «НА БАЙКОНУР». Оно все еще сохранилось, это старинное обманчивое название. И до сих пор здесь, в пустынном сердце Азии, русские инженеры строили космические корабли и запускали их в космос.

«Вот только, – с грустью подумал Виталий, – недолго осталось этим заниматься».

Наконец взошло солнце и прогнало с неба звезды: все, кроме одной, самой яркой. Она двигалась неестественно медленно и лениво над горизонтом на юге. Это были останки Международной космической станции, сооружение которой так и не было завершено, а в две тысячи десятом году ее совсем забросили, после катастрофы престарелого шаттла. А станция все еще летала вокруг Земли – нежеланная гостья на давно закончившейся вечеринке.

Сразу за городом начиналась пустыня. Виталий проехал мимо верблюда, смиренно стоявшего на обочине. Рядом с ним стояла старушка-оборванка. «Подобную картину, – подумал он, – я мог бы увидеть в этих краях когда угодно за последнюю тысячу лет». Казалось, все великие перемены – политические, технические и социальные, пронеслись по этой земле и словно бы ее не задели. Впрочем, возможно, все именно так и было на самом деле.

Но раннее весеннее солнце светило все веселее, и степь зеленела и пестрела ярко-желтыми цветами. Виталий опустил боковое стекло и попытался различить аромат цветущих лугов, который он так хорошо помнил. Однако обоняние, испорченное долгими годами курения, его подвело. Как обычно в это время года, его охватила грусть. Травы и цветов скоро не станет, весна в степи была короткой – столь же трагично короткой, как сама жизнь.