Борис Омский - Хищник в России

Тхем, угадав своим тонким чутьем, что Шеферу по каким-то причинам тяжко продолжать разговор на затронутую тему, поспешил сменить ее.

Он потянулся к бутылке, покоившейся в ведерке со льдом:

– Не опрокинуть ли нам еще по рюмочке?

– Не вижу повода для отказа, – живо отозвался Шефер. Его глаза тепло блеснули в сторону ведерка. – Должен признаться, я, кажется, становлюсь поклонником вашей рисовой водки. От нее не развозит в жару, и она очень мягка на вкус.

Полковник наполнил рюмки.

– Ваши последние слова вдохновили меня на очень хороший тост, – торжественно произнес начальник учебного центра, поднимая рюмку на уровень груди. – Пусть ваш предстоящий полет в Соединенные Штаты будет таким же приятным и мягким, как этот добрый напиток, изобретенный стараниями наших предков.

Шефер тоже поднял рюмку.

– Благодарю. Но перед тем, как выпить, должен внести уточнение. Дело в том, что я лечу не в Штаты, а в Европу. Когда-то мне довелось участвовать там в нескольких операциях. Пока в кармане лежат заработанные у вас деньги, хочу позволить себе то, о чем давно мечтал: пройтись по памятным страницам книги моей бурной молодости. Если повезет, разыщу кого-нибудь из старых европейских приятелей, чтобы за кружкой пива коллективно окунуться в прошлое. На несколько дней махну на север. Говорят, скандинавские фиорды очень красивы. Да и воздух на севере особенно свеж. Самое подходящее местечко для человека, измученного тропическим зноем.

– Что ж, в Европу так в Европу. За ваш мягкий полет в Европу, – подкорректировал свой тост Тхем. – За старых приятелей. За красоту скандинавских фиордов. За свежий воздух севера.

Подполковник Щеткин проснулся в приподнятом настроении. Вчера начальник исправительной колонии №2, именуемой в узких кругах пенитенциарной системы области просто «двойкой», получил телефонограмму, чьи казенные слова до сих пор звучали в его ушах волшебной музыкой. Не позже, чем на следующий день, – то есть сегодня ровно в 10:00, – ему предлагалось прибыть к заместителю начальника областного управления по кадрам Терешкину. Обрадованный атеист Щеткин трижды перекрестился: «Господи, наконец свершилось!»

Он второй год пробивал свой перевод в управление. Люди, от которых это зависело, как будто решили вопрос в его пользу. Представление на Щеткина, по их утверждению, давно отослали в Москву, но приказ о переводе все не приходил. Подполковник извелся от ожидания, даже похудел на полтора килограмма, и с еще большей неприязнью тайком косился на своего зама по безопасности и оперативной работе Челнодарова.

Главный опер колонии месяцев пять как уравнялся с ним в звании. Вторая большая звезда на погонах заместителя раздражала Щеткина. Особенно коробило его, когда в присутствии Челнодарова к нему в кабинет входил кто-нибудь из посторонних и принимал за начальника дородного, представительного вида оперативника, а не тщедушного фигурой, с простоватыми чертами лица Щеткина.

День подполковник начал с главного: упаковал во вместительный кейс бутылки с коньяком. Ящик марочного коньяка месяц назад в числе других даров был презентован ему родственником-виноделом одного осужденного в знак благодарности за удовлетворение подполковником его просьбы.

«Одна, две, три…» – считал Щеткин бутылки.

На третьей он запнулся, прикидывая жажду областного начальства, махнул рукой и положил в кейс еще столько же – грех скупиться по такому случаю.

Покончив с «горючим», будущий служащий областного управления по щедро пролаченой деревянной лестнице спустился из мезонина, где находилась спальня супругов Щеткиных, в первый этаж своего скромненького, но очень уютного коттеджа.

По пути в ванную подполковник заглянул на кухню.

– Колдуешь? – Он игриво прошелся пятерней по налитому бедру пышнотелой супруги Раисы.

– С шести часов. Зато на завтрак горяченького тебе приготовила и форму твою вычистила и отутюжила так, что теперь лучше новенькой.

– Я в долгу не останусь. – Щеткин притиснул жену к себе. – Шепни мне на ушко самое сокровенное желаньице, моя Золушка, и оно будет исполнено.

– Ну, джин из волшебной лампы, заметь, я тебя за язык не тянула. Сам напросился. Только дай сперва котлеты дожарить.

– Слушаюсь и повинуюсь. – Подполковник разжал объятия и чопорно сообщил: – Госпожа, ваше сокровенное желание исполнено.

Сообразив, что опростоволосилась, женщина схватила кухонное полотенце: