Алексей Рыжков - 2025 L4 Лагранж

– Зидираствуйте, каспадин Бунари. Вас приветствовать Сичан.

Хмм. Чувствую, с этим типом мы вряд ли поладим, хоть бы язык нормально выучил. Сам Кай, усвоил русский, по его мнению, отлично. За два года работы в Сибири, успел не просто заучить слова, научился думать по-русски, и, кстати, в некоторых ситуациях это чертовски пригодилось.

– Зидиравствуйте – передразнил он китайца и изобразил легкий поклон. – Дальше с вами едем?

Оценил он шутку или нет, Кай cможет узнать только через двенадцать секунд, – шесть инфопакет идёт на Землю, шесть обратно. Тут экран мигнул и снова показал Восточный.

– Ну, все, господин Бунаре. Связь налажена, передаю вас китайским коллегам.

– Бывай, дружище. Закусывай поплотнее, а то пойдешь в разнос.

Снова двенадцать секунд.

Дима усмехается.

– Удачи… И, Кай. Вообще-то, меня Андреем зовут.

Вот так вот.

Первый корабль, прибывший на Лагранж, по сути, был автономным проходческим щитом. Подталкиваемый в корму маломощными ионными двигателями, за месяц «Херренкнехт» 5 5 производитель тоннелепроходческой техники пробурил в центре астероида вертикальную шахту глубиной в шестьдесят пять метров и диаметром семь. Измельченная почти в пыль порода выталкивалась из шахты все теми же ионными движками и в условиях микрогравитации она оседала вокруг шахты еще очень долго. На глубине шестьдесят метров из корпуса корабля выползли щиты поменьше и пробурили две горизонтальные шахты вдоль продольной оси астероида. И только потом пришли люди. И первое что они сделали, заложили на полюсах вытянутого двухкилометрового астероида по двадцать две тоны Тритонала. Скважины закладки были пробурены с противоположных сторон, так чтоб при взрывах заставить Лагранж вращаться. Взрыватели были синхронизированы по цезиевым часам, заряды углублены на пятнадцать метров и взрывы вышвырнули с поверхности тысячи тон породы. Вот вам и два разнонаправленных импульса – в горизонтальных шахтах появилась искусственная гравитация.

– Лагранж, вызывает МТА два ноль девятнадцать.

– Лагранж, прием. Вызывает МТА два ноль девятнадцать.

– Кофеварка что ли? Кто это там чирикает?

Кай слега опешил. Он уже пять лет как фрилансер и думал, что хуже него никто ко всяким там протоколам, корпоративной субординации и прочей ерунде не относится. И вот здрасьте. Есть оказывается ребята и покруче. Ладно, попробуем так.

– Дьявольская кофеварка вызывает Лагранж. Давайте посадку или этот поезд разнесёт тут всё в дребезги пополам.

– Слышь, у тебя там кнопочка есть «автоматическая стыковка», нажми, если тебе не влом.

Парняга прикрыл микрофон, но что говорит всё равно слышно. – Кэп, прибыла кофеварка, там какой-то хрен, я его не знаю. Что отвечает кэп не слышно, только фрагменты, – «…откуда он взялся… в задницу… пускай хоть десять…»

– Ты нажал?

– Да.

– Ну, кури, сейчас наш Павлик Морозов тебя отсинхронизирует по-полной.

Кофеварка неподвижно висит перед вращающимся Лагранжем в ста километрах, на левом флексе появляются кривые подхода, графики включения двигателей и прочая лабуда. Каю остаётся только смотреть, – рулит Павлик, кем бы он ни был. Поезд медленно закручивается по часовой стрелке и дает короткий импульс, Лагранж в стёклах кабины начинает увеличиваться в размерах. Становятся различимы кратеры, складки и расщелины, прямо по курсу, – мерцающий огнями гостеприимный порт. Метров за семьсот от поверхности, поезд делает разворот на сто восемьдесят и теперь перед кабиной вращаются звёзды, Кофеварка ползёт кормой вперёд. Каю немного не по себе, скорость конечно небольшая – пять метров в секунду, но если Павлик облажается, врубиться в поверхность будет не очень приятно. Тем более аварийный скафандр остался в шлюзе. В боковых иллюминаторах уже видно поверхность, яркие огни вокруг оголовья освещают серый неземной пейзаж. Место не очень веселое, – успевает подумать Кай, и тут тягач оказывается в шахте. Еще десять метров и стоп, – заскрежетали захваты, Дьявольскую кофеварку ощутимо тряхнуло, и Кай отстегнул ремни. Приехали, – конечная станция. Гибкий рукав шлюза проплыл перед кабиной и пришвартовался к тягачу.

Каждые два фута в шлюзовой трубе торчат ременные петли. Бунаре перебирает руками, за спиной рюкзак, на глазах очки трекера. Глобальной сети тут конечно нет, но перед полётом Кай залил в него всё, что связанно с космонавтикой и астероидами. Глядишь, подскажет, – не даст перепутать гальюн с реакторным отсеком. Сквозь прозрачные стенки сочится льдистый поток освещения шахты, труба шлюза проходит между стеной и поездом, потом плавно заворачивает, и оканчивается круглым люком. «Оставь надежду всяк влетевший» – написано размашисто, толстым красным маркером. Кай задумывается над семантикой русского слова «влетевший». Кажется, оно чаще упоминается совсем не в связи с полетами, тем более в невесомости. Над люком загорается зеленый диод, гудит серводвигатель, – ещё один отсек. Тут пару камер наблюдения, жерла газовых нейтрализаторов, шкафчики с инструментом и скафандры. Кай завис перед следующим люком, прошло несколько секунд, и вдруг дверь распахивается в тёмную бездну. Он непроизвольно ухватился за скобу, – прямо перед ним глубокий, плохо освещенный колодец. Господи! Метров пятьдесят, не меньше. Только теперь заметно крупноячеистую сетку, но её неряшливый вид пугает ещё больше. Кое-где она схвачена проволокой и металлизированным скотчем, справа висит парень в белом комбинезоне. Чуть раскосые чёрные глаза, идеальный пробор, в руке реактивный пистолет. Кай как-то пользовался таким, когда налаживал на Хай Пойнте систему утилизации.