Рэй Брэдбери - Их ничто не возмущало

Каждую ночь приходила новенькая. Он протягивал к ней руки, чтобы пощупать и поцеловать в грудь. Они отплясывали для него непристойные танцы, и он злостно отшлёпывал их по самым чувствительным местам и вопил:

— Тащите выпивку! Выпивку сюда, чёрт побери!

Иногда заявлялись полненькие рыженькие, иногда худенькие брюнеточки, которые, деликатно откашлявшись, не показывали ему, что они прячут в носовых платках после того, как они прикладывали их ко рту. Иногда приходили крикливые блондинки, благоухавшие дешёвыми духами и своим ремеслом. Его спальня содрогалась от их визитов и визга.

Разумеется, эти сцены разыгрывались в темноте. Когда он возвращался вечером домой после долгого знойного дня, проведённого за перелопачиванием всякого мусора, он принимал ванну, горланя обрывки песен и нещадно измочаливая себе спину. После обильного орошения подмышек квартой одеколона он облачался в халат, и не успевал он выключить свет, как в тёмную комнату безмолвно входила одна из них. Даже во тьме он отличал блондинку от брюнетки или рыжей. Он не задавался вопросом, откуда ему это известно. Он просто знал и всё.

Он кричал:

— Привет, блондиночка!

Или:

— Привет, рыжик! Присаживайся, тяпни огненной водички!

— Ещё как тяпну! — кричал в ответ пронзительный женский голос.

— Угощайся, детка, угощайся! — громыхал он.

— Спасибочки.

В темноте позвякивал стакан.

— До дна?

— До дна! — ответствовало сопрано.

— А-а-х, — смаковали его губы. — Хорошо пошла! — промолвил он с вожделением.

Он ощущал, как напряжение отпускает его тело. Он лёг на диван и предложил:

— Ещё по одной?

— Не возражаю!

Сегодня ночью он опять лёг на диван. В комнате царила тьма и безмолвие. Дверь приоткрылась и захлопнулась, и, глядя в потолок и не включая света, он сказал?

— Привет, рыжая!

Ибо он знал, какой масти гостья пришла на этот раз. В темноте он чуял её приближение, ощущал её тепло и дыхание на своих щеках, и простёр к ней руки:

— Выпьем, подружка!

Далеко, в недрах доходного дома кто-то включил воду. В затемнённом квадрате комнаты, где он возлежал на тахте, послышался голос пришелицы:

— Отчего ж не выпить, Джо!

И вновь старый, милый сердцу перезвон: влага вслепую разливается по стаканам, губы еле слышно шевелятся в предвкушении глотка.

— Ах! — вздыхает один голос.

— Ах, — вторит ему другой.

— Отлично, малютка!

— Лучше некуда, Джо.

— Ты — рыжая, так ведь?

— Угадал с первого раза, красавчик Джо.

— Так я и думал. Как здорово, что ты здесь! Старина Джо ужасно одинок. Вкалывает весь день до седьмого пота.

— Бедолага Джо, мой бедненький работяга Джо.

— Прижмись ко мне, крошка, согрей, а то холодно стало. Я совсем один, друзей у меня нет!

— Сейчас, Джо, сейчас!

Потом настала пора оценивать и переосмысливать части её тела. Привычные, налитые тёплые груди и истончённые ноги — не слишком тучные, не слишком худые. Она стояла рядом с ним в темноте, жаркая как печка в полуночной комнате, излучая слабый свет и тепло. Обнажённая и прекрасная.

— Распусти волосы, — сказал он, проливая выпивку на халат. — Я люблю, когда они спадают вниз.

— Да, конечно, Джо! — произнёс высокий голос в комнате.

— И приляг рядом, — велел он.

— Твоё желание — закон, Джо.

Они всегда повиновались. Их ничто не возмущало. Они исполняли все его прихоти. Никогда не жаловались. До чего же они были послушные!

— Обними меня за голову, — сказал он.

— Возьми меня за руки, — велел он.

— Потрогай меня тут, — попросил он, — и тут.

— Давай опрокинем ещё по стаканчику, прежде чем ты меня поцелуешь, — сказал он наконец. — Чёрт возьми, нужно откупорить ещё одну бутылку.

— Я откупорю, Джо.

В темноте что-то зашевелилось. Откупорилась бутылка.

— Такова жизнь, — сказал он, смеясь с зажмуренными глазами. — Комната, бутылка, женщина. Ведомо ли тебе, как одиноко в большом городе, где никого не знаешь? Нет. Очень мило, что ты с девочками заглядываешь ко мне на огонёк. Скажи, ягодка, как тебя зовут?

— Может, не стоит, — сказала она.

— Да ладно тебе. Как твоё имя?

— Зови как хочешь.

— Элен?

— Можно и Элен.

— Знавал я когда-то одну Элен. В чём-то она была похожа на тебя: рыжеволосая, но ко мне не прикасалась. Я раз попытался поцеловать её, но, наверное, я не был для неё достаточно хорош, и она отвесила мне оплеуху.

— Я бы так не поступила, Джо.

— Ну, ты другое дело, ты ей не чета.