Борис Конофальский - Рейд. Оазисы. Старшие сыновья

Звук мотора в степи разносится очень далеко, поэтому, не доезжая до нужной скалы-клыка километра, он нашёл укромное место, загнал мотоцикл в тень камня и заглушил двигатель. Выкрутил свечу зажигания – на всякий случай – и быстро, почти бегом, пошёл по обрывистому берегу вдоль реки, прижимаясь вплотную к камням. Берег стал подниматься над водой крутым откосом. Камни нависали над рекой всё круче. Солнце уже начинало припекать. Горохов шёл так быстро, что ему не хватало воздуха, даже долгие и глубокие вдохи не помогали, но снимать маску тут, на берегу, нельзя категорически, даже на минуту. Он уже видел скалу-клык, когда услышал хлопок, который ни с чем перепутать было нельзя. Того, кто собирался потрошить его схрон, ждал сюрприз, и этот небольшой сюрприз сработал. Теперь у него уже не оставалось никаких сомнений: Жупан добрался до схрона, попытался его раскопать и, скорее всего, уже умирает, разорванный осколками небольшой мины, что оставил там инженер для непрошенных копателей. Горохов, хоть это далось ему нелегко, ещё прибавил шагу и уже через пару минут остановился осмотреться, прислушаться и, главное, отдышаться: стрелять, когда ты задыхаешься – дело бестолковое, глупая трата патронов. Он машинально взвёл курки на обрезе, привёл дыхание в норму и лишь после этого медленно пошёл дальше. Вокруг клыка камни. Инженер забирается на них, даже не заглянув вниз, видит воду и корму лодки. Ещё чуть-чуть, осторожно приближается к краю, чтобы снизу не заметили. Всё так плохо, как он и думал. Сволочь Жупан притащил каких-то двух типов. Они попытались раскопать схрон и подорвались на мине. Всем троим и досталось, капитану осколок ударил в ногу, в бедро, кровь лилась из него изрядно. Жупан не без труда влез на нос своей лодки и теперь помогал ещё одному, высокому и чернявому, с разорванной осколками, окровавленной кистью левой руки, втолкнуть на палубу лысого невысокого типа. На том ни респиратора не было, ни головного убора. Лысый был ранен сильнее других. Ему осколки прилетели в брюхо, и теперь он почти не шевелил ногами, а руками только зажимал рану на животе. Чернявый приволок его к носу лодки, и они вместе с капитаном пытались его туда втащить. Инженер встал на одно колено, аккуратно спустил курки на обрезе, отложил его и потянул из кобуры на правом бедре револьвер. Видит Бог, он не хотел этого, но отпускать эту троицу теперь уже было нельзя. В этом случае можно было сразу отсюда направляться на север, в Губаху. И тогда год подготовки, и все материальные затраты, все усилия – всё на ветер. Нет, отпускать их нельзя. Никак нельзя. «Жупан, безмозглая ты саранча, почему ты не дождался своих пяти рублей и не убрался отсюда целым и невредимым, жадный дурак, хотел получить больше? Это понять можно, но за каким хреном ты приволок сюда этих бедолаг? Боялся, что ли, один всё сделать?»

Тихий щелчок. Горохов взвёл курок, с холодной отстранённостью прицелился капитану в грудь. Тридцать метров, возвышенность, цель не движется – тут не промахнёшься. Честно говоря, он не хотел стрелять. Но деваться ему было некуда.

Выстрел! Жупан сразу мешком валится на палубу, а лысый, которого уже втолкнули на палубу, падет рядом, бьётся своею лысой головой о металл. Горохов спокойно взводит курок, не торопясь целится. Больше никаких сожалений. Чернявый как раз поворачивается к инженеру лицом. Он не сразу увидел, что Жупан мёртв. Лица его за маской не видно, чернявый озирается, глаза, кажется, у него удивлённые: что это? Какого…? Кто стреляет?

Выстрел. Он тоже получает пулю в сердце. Почти плашмя падает тут же на песок. Горохов снова взводит курок. А лысый уже всё понял, брюхо разорвано, но жить-то ему хочется, придерживая рану на животе, он пытается на боку ползти по палубе.

Выстрел. На этот раз инженер торопится и стреляет плохо. Пуля бьёт лысого под правую ключицу. Теперь он даже и ползти не может. Горохов выругал себя, это не дело, нельзя в идеальных для стрельбы условиях так мазать, и снова взвёл курок. Выстрел. Теперь исправился. Эта пуля добивает несчастного. Четыре патрона – дело сделано. Он вытряхивает стреляные гильзы, но не выбрасывает их, прячет в карман, а на их место вставляет новые патроны. Ещё раз осматривается, чтобы убедиться, что вокруг никого. Тишина, река, песок, камни и небо с белым солнцем и без единого облачка. Он один тут живой. Только после этого инженер берёт обрез, встаёт и начинает спускаться к реке.

Дело нужно доделать. И сначала он снимает пыльник. Пыльник выцветший, почти белый, на нём не должно остаться никаких пятен. Перчатки он тоже снимает. Подходит к телу чернявого. Не без труда взваливает его себе на плечо и, утопая во влажном песке, закидывает его на палубу, к уже лежащим там двум телам. Затем он подбирает старенькую винтовку, маску, две шляпы, всё, всё летит на палубу. Тут ничего не должно остаться. Инженер осматривается, кроме его вещей и лопаты, ничего на берегу больше нет. Тогда он подходит к лодке и, упираясь в борт, пытается столкнуть её, оттолкнуть от берега. Это дело безнадёжное. Придётся лезть в рубку. Когда плыли вверх по течению, он, от нечего делать, запоминал все действия Жупана. В общем, имел некоторое представление об управлении плавсредством. Тут, в закрытом помещении, ещё сохранилась прохлада. Горохов жмёт чёрную кнопку с подписью «Мотор». Сразу по палубе прошла дрожь. Рык, выхлоп чёрного дыма на корме. Ровное урчание. Отлично, мотор – есть. Он берётся за рычаг. За тот, что справа от штурвала. Тянет его до отметки «М.З.» – малый задний. И сразу лодка едва заметно дёрнулась. Горохов сразу выскакивает из рубки. И вовремя.