Олег Дивов - Город счастливых роботов (сборник)

И полиции не видно.

Полиция не может отвлечь ни единого человека на такую ерунду, как охрана женщин и детей от мифической угрозы. Ее слишком мало, она вся у завода и у пикетов – следит за порядком, точнее, за беспорядком, и ждет помощи извне. Вдобавок она, как и пиндосы, убеждена, будто Россия – полицейское государство и надо дать народу выпустить пар, а потом он сам опомнится и разойдется в глубоком смущении. Никто не верит, что в нашей глуши возможен погром. В России очень давно никого не громили, только грозились, а не громили. Русские – добрые и терпеливые. Православные, ядрена матрена. Полиция спохватится, когда станет вовсе худо. То есть – поздно.

Она пригонит на Специалистов пару экипажей, но толпа опрокинет их вместе с машинами.

Надо быть заводскими, чтобы знать, до чего у всех накипело.

И надо провокацию с чурками воспринять, наконец, всерьез. Не как нелепый слух, возбудивший толпу, а как именно провокацию.

Не имеет значения, кто играет против нас, хоть какие-нибудь Анонимные Антипиндосы, хоть китайский автопром. Да хоть правительство России – я за свою короткую жизнь так и не понял, чего оно хочет в принципе, да и никто у нас не понял. Некоторые на полном серьезе уверены, что оно задумало уморить всех русских по указке пиндосов.

Не имеет значения. Важен конкретный результат.

Важно, кого сегодня могут убить русские.

Пенни, четырнадцать лет, дочь директора, сильно простужена. Дик, ее брат, двенадцати лет, не поехал на экскурсию якобы из солидарности. Думаю, надеется, что у сестренки грипп – один удачный чих, и еще неделю в школу не ходить.

Прочие были взрослые, и Кен их толком не считал. Отпрысков Пападакиса вместе с мамой достаточно. Прекрасные мишени, чтобы излить ненависть к пиндосам. Лучше не придумаешь.

Выбраться на своей машине они просто не смогут.

Меня холодный пот пробил, едва я сообразил, что в моем распоряжении – два нагло-лимонных цитруса, уже знаменитых на весь город. И сами мы с Михалычем – герои, безвинно пострадавшие от пиндосов. Нам будут улыбаться и махать. Мы проскочим сквозь любой кордон. У нас пять свободных посадочных мест. Кен, с его ногой, может только спереди… По максимуму упакуем и семерых, но будет тесно.

Куда я еду? Во что я лезу, мама дорогая?! Зачем мне это надо? Ради Кена? Не понимаю.

А скажут… А скажут ведь, что я продался! Еще вспомнят, что у меня родители в Штатах. Ясен пень – купили Мишку. Был хороший парень Мишка, не любил пиндосов, но дали ему денег – и полюбил. Кого угодно можно купить: это в России все знают, особенно хорошо это знает каждая русская сволочь и каждая русская тварь продажная…

Плавно, чтобы мой раненый пассажир случайно не доломал ногу, я затормозил у дома Пападакисов. Кен улыбнулся мне.

– Я знал, Миша, – сказал он. – Я верил. Спасибо.

Меня хватило лишь на то, чтобы отвернуться и уставиться в левое зеркало.

Подбежал Михалыч, открыл дверь, одной рукой вынул Кена и, почти взвалив на плечо, быстро поволок к дому. Кен смешно прыгал на здоровой ноге.

Мне не было страшно.

Мне было холодно.

Я чувствовал: сегодня что-то кончается.

Пять минут – и Михалыч уже тащил Кена к следующему дому. Кен обзавелся тросточкой – бейсбольной битой, – но не успевал ею пользоваться.

– Ты не поверишь, едут!

– Кто?! – я аж подпрыгнул на сиденье.

– Автобусы с дорожными рабочими! Едут асфальт на мосту перекладывать! – Кен мотнул головой в сторону трассы. – Машка говорит, сейчас мэр выступит с заявлением, чтобы не разводили панику!

– Толку-то…

– Ну хотя бы так!

– Да кто его услышит…

Это я уже буркнул под нос: Михалыч увлек Кена за собой. Наше положение не стало лучше от того, что мифические штрейкбрехеры оказались ребятами с лопатами. Могло стать и хуже, ведь автобусы – объективная реальность. Значит, русским не померещилось, а пиндосы, как всегда, хотят надуть их. Например, Кен соврал русским прямо в глаза, что никаких чурок тут быть не может. Кто он после этого? Натуральная пиндосина. А подать сюда Кеннета Маклелланда!.. Вот так у нас на левом берегу спрашивают за слова – бессмысленно и беспощадно.

Пока народ поверит, что автобусы едут мимо города, много воды утечет. И поди угадай, сколько утечет крови. И чьей именно крови.

А выступление мэра люди услышат, когда захотят. Когда наиграются в русский бунт…

Прошло десять минут. Пятнадцать.

– Ой, цитрус!!! – заорали на крыльце в два простуженных голоса.