Рэй Брэдбери - Долой технократов!

Несколько мгновений Стерн сверлил глазами свою пишущую машинку, раздумывая, стоит ли ему изречь неизрекаемое, и наконец решился:

— Черт побери! — взревел он. — Я так больше не могу писать! Ты только посмотри, полюбуйся на это!

Он выдернул лист из каретки и скомкал его в кулаке.

— Знать бы, что все так обернется, — продолжал он, — ни за что бы не стал за это голосовать! Всем заправляет Технократия [1] Движение технократов не выдумка писателя-фантаста. Пик популярности этого движения пришелся на время Великой депрессии и Второй мировой войны в 30—40-е годы ХХ века. !

Белла Стерн, до этого погруженная в свое вязание, подняла на него полные ужаса глаза.

— Что за несдержанность! — воскликнула она. — Нельзя, что ли, выражаться потише? — Она суетливо продолжила работу.

— Ну вот, пропустила из-за тебя петельку!

— Я хочу быть писателем! — скорбел Самуэль Стерн, горестно взирая на жену. — А Технократы лишают меня этой радости.

— Послушать тебя, Самуэль, так можно подумать, ты жаждешь вернуться в МРАЧНЫЕ ТРИДЦАТЫЕ, когда процветало варварство! — сказала жена.

— Черт возьми! Отличная идея! — выпалил он. — Тогда по крайней мере можно было писать на какую-нибудь приличную или неприличную тему!

— Что ты этим хочешь сказать? — недоуменно вопросила она в раздумье, откидывая голову. — Что тебе мешает писать? Я знаю гору достойных книг.

По щеке Самуэля скатилась капелька, напоминающая слезинку.

— Не стало ни гангстеров, ни ограблений банков. Где налеты? Куда подевались старые добрые кражи со взломом и банды распутниц?

По мере перечисления нескончаемых «утрат» слезливости в его голосе прибывало.

— Сгинула печаль, — почти рыдал он. — Все счастливы и довольны. Ни тебе борьбы, ни тяжкого труда. Ах, где те денечки, когда гангстерская мясорубка была для меня сенсационной новостью!

— Фу! — Белла повела носом. — Опять наклюкался, Самуэль?

Тот сдержанно икнул.

— Так я и знала, — сказала она.

— Нужно же было чем-то заняться, — заявил Самуэль. — Из-за нехватки сюжетов я просто схожу с ума!

Белла Стерн отложила свое вязание и, подойдя к балкону, задумчиво вгляделась в зияющую пятьюдесятью этажами ниже расщелину нью-йоркской улицы. И тотчас же с улыбкой озарения обернулась к Сэму:

— Почему бы не написать рассказ о любви?

— ЧТО?! — Стерн так и заизвивался на стуле, как угорь на крючке.

— Именно, — заключила она. — Это то, что надо — милая любовная история.

— ЛЮБОВЬ! — Голос Стерна прямо-таки источал издёвку. — В наши дни и нормальной любви-то не осталось. Мужчина не может жениться на женщине ради денег, и наоборот. При Технократии все получают поровну. Прощайте, разводы по-быстрому в Рено, штат Невада! Конец алиментам, нарушенным обещаниям и судебным искам! Все скучно и занудно. Покончено с венчаниями и вечеринками — потому что все, видите ли, равны. Я не могу разоблачать взяточничество в правительстве. Нельзя писать про трущобы, ужасные жилищные условия, голодающих мамаш и их деток. Всё благополучно, благопристойно, чинно-благородно, — его голос сорвался на рыдания.

— И это призвано осчастливить тебя, — возразила жена.

— Меня мутит от этого, — рявкнул Самуэль Стерн. — Послушай, Белла, всю жизнь я мечтал стать писателем. Так? Уже года два я пишу для бульварных журнальчиков. Так? Хорошо. Еще я сочиняю морские рассказы, пишу про гангстеров, о своих политических взглядах, выдаю первоклассную убойную писанину. Я на вершине счастья. Я в своей стихии. И тут — бац! Пожаловала Технократия и всех одарила счастьем. А мне — пинка под зад! Мне тошно писать то, что сейчас читают, — сплошь наука да просвещение.

Он растрепал свои густые черные волосы и ощерился.

— Радоваться надо, что народонаселение занято желанным трудом, — просияла Белла.

Сэм продолжал бурчать себе под нос:

— Первым делом подчистую вымели из киосков все эротические журналы, все издания про бандитов, убийства и детективы. Начали воспитывать детей и штамповать из них образцовых граждан.

— Как и должно быть, — закончила за него Белла.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что за два года в городе была совершена всего дюжина убийств? Ни единого суицида. Гангстерские войны канули в Лету… или… — потрясал он пальцем у нее перед носом.

— Боже мой, — вздохнула Белла. — До чего же ты безнадежно старомоден, Сэм! Уже лет двадцать не совершалось ничего преступного. Это же 1975 год!