Наталия Рай - Моя любимая Гиперборея. Бореи – наши предки?

А подобные же мысли могли придти не только в мою голову. Ибо если моё предположение верно и обледенение наступит, то погода может измениться на всей Земле. И в странах, откуда прибывают торговцы, могут быть люди, которые пришли к тем же выводам, что и я.

И именно они могли убедить своих правителей сюда торговцев присылать. Если это действительно торговцы. Что-то я в этом стал сомневаться, временами. Зачем присылать? Узнать, не похолодало ли и у нас? А если да, то что мы предпринимаем? А если нет, то не планируют ли они переселиться в Гиперборею из своих стран? Может быть, подобные моим расчёты неопровержимо показали им, что их страны могут быть затоплены? Или покрыты ледником? И они тоже ищут места для переселения?

Получается, что сейчас самые главные люди – исследователи климата. И математики. Или кто? Те, кто сможет определить, какие пространства – если случится самое худшее – не будут затоплены? Потому что мои расчёты показывают, что, если тепло уйдёт совсем и даже превратится в холод с теми же показателями – в 30 градусов, но ниже нуля, что вызовет появление льда, у Земли непременно сместится ось. А за этим последуют такие беды, о которых мне даже думать не хочется!

– А можно посмотреть эти расчёты?

– Можно, конечно. Даже нужно! И я очень надеюсь, Раст, что ты там найдёшь ошибку и окажется, что я неправ.

– А если не найду? Если ты прав?

– Ох! – и помолчав, Тулл добавил:

– Я бы даже хотел, чтобы не только ты это проверил, но и другие учёные твоего отдела. Да и вообще все, кто хорошо знает математику.

– Это непременно! Всем интересно, прав ли ты.

– А если окажется, что я прав (а вероятность очень большая, я проверял эти расчёты много раз), то нам следует обдумать, что мы будем делать. Я много думал и пришёл к выводу: единственное, что мы можем сделать – переселиться.

– Что, все?

– Да. Все. Весь народ. Я выход вижу только один – переселение. Но надо иметь координаты места, куда мы сможем переселиться. А чтобы найти, куда, надо вычислить, до каких пределов дойдёт ледник и холод от него.

Конечно, мы можем до переселения оборудовать места для подземного пребывания какой-то группы бореев (я говорю об учёных), приспособив для этого одну из самых больших шахт. Или несколько. Уровень развития наших наук и производства позволяет это сделать. Причём мы смогли бы спустить туда не только людей, но и животных, и все произрастающие у нас деревья и злаки. Да и цветы тоже. Ведь главное здесь – обеспечить их светом. А это мы умеем прекрасно. Вот только на поверхность выйти им вряд ли удастся. Впрочем, мы вполне можем создать и механизм, который пробивал бы льды любой толщины…

Более того, считаю, что мы непременно должны будем часть своего народа здесь, под землёй, оставить. Ибо неизвестно, с чем мы столкнёмся. А если допустить самое худшее, то нас может ожидать полное истребление. Так что они остались бы, как залог нашего, бореев, существования.

– Как ты себе это переселение представляешь?

– Почти никак. Потому что всё, что есть Гиперборея, останется здесь. И будет укрыто многими метрами льда. А унести мы сможем только то, что сможем. А сможем – немногое. Нам придётся забирать всех – от вчера родившихся младенцев, до глубоких стариков. А это, прежде всего, много еды.

Мы не можем оставить тут святыни.

Мы не можем оставить достижения науки…

Ну, вы сами определите, чего мы не можем оставить. Без чего перестанем быть бореями.

Вот только – прежде чем собирать, что возьмём, следует помнить, что всё это придётся тащить в неведомую даль.

– Почему в неведомую?

– Почему? Есть среди вас путешественники? Кто за последние пару-тройку сотен лет покидал Гиперборею? Какие страны вы посетили и что там видели?

Ему ответом было полное молчание: бореям хватало собственной страны и просторов вокруг неё – океана и гор.

– Скажу под конец самое худшее – даже если мы найдём, куда переселиться, спасаясь от ледника, даже если мы заберём с собой все самое ценное (а это будут, скорее всего, материалы научных изысканий и чертежи), на новом месте нам придётся сначала строить. И строить всё, от жилищ до производств, одновременно занимаясь детьми и стариками. А поэтому неизбежно прекратится, минимум на столетие, развитие наук. А за это время ряды учёных поредеют. Почему? Потому что мозг, прекратив работу, деградирует. И нас отбросит примерно на тысячелетие. А к дню, когда мы сможем, наконец, вернуться к привычному образу жизни, нам придётся начинать именно с точки, в которую нас отбросит жизнь.