Генри Каттнер - Недреманое око

Внезапный смех Клэя застал врасплох их обоих. Сэм старался, пытался ответить ей, но не мог с собой справиться. Откинувшись на стуле, он трясся от смеха, почти задыхался. Так мало, так отчаянно мало не хватило, чтобы он начал похваляться и выболтал все. И только для того, чтобы убедить Би. Только для того, чтобы заставить ее заткнуться. Никогда прежде он не отдавал себе отчета, насколько важно для него ее мнение. Но последние слова переполнили чашу, это было уже слишком… слишком смешно. Сэм Клэй, который ничего не может организовать!

Как хорошо было снова смеяться. Дать себе поблажку и не заботиться о последствиях. После долгих месяцев суровой дисциплины снова подчиняться неконтролируемым импульсам. Публика из будущего уже не соберется возле этого столика, чтобы анализировать его смех, измерять его эмоциональное напряжение и продолжительность и гадать, чем же объясняется этот хохот.

Ну и ладно, пусть у него просто истерика. И что с того? После всего пережитого он заслужил разрядку. Он рисковал многим и добился многого, хотя в результате не получил ничего, даже признания, разве что в собственных глазах. Откровенно говоря, он добился лишь того, что мог теперь впадать в истерику каждый раз, когда на него накатит. Он смеялся, смеялся и смеялся; сам слышал в своем голосе пискливые, истерические ноты, но не обращал на это внимания.

Люди начали оглядываться на него, беспокойно посмотрел бармен, готовый вмешаться, если ситуация затянется надолго. Би встала, перегнулась через стол и встряхнула его.

— Сэм, что случилось? Сэм, возьми же себя в руки! Ты выставляешь нас на посмешище, Сэм! Над чем ты смеешься?

Огромным усилием воли Сэм задушил смех в своем горле. Ему не хватало дыхания, и отдельные приглушенные всхлипы прорывались наружу, но он все-таки сумел выдавить несколько слов. Это были первые неподцензурные слова, сказанные им после долгих месяцев. И вот что он сказал:

— Я смеюсь над тем, как обманул тебя. Всех обманул! Думаешь, я не знал, что делаю? Думаешь, все это время я не планировал каждый очередной шаг? У меня ушло на это восемнадцать месяцев, но я преднамеренно убил Эндрю Вандермана, и никто никогда ничего не докажет. — Он глупо рассмеялся и добавил уже спокойно: — Я только хотел, чтобы ты знала.

Только восстановив дыхание и испытав чувства невероятного, ни с чем не сравнимого облегчения, он понял, что натворил.

Би смотрела на него с каменным лицом, и во взгляде ее была пустота. Четверть минуты царила мертвая тишина. Клэю казалось, что его слова разнеслись по всему помещению, что вот-вот сюда ворвется полиция и арестует его. Но все было сказано тихо, и никто, кроме Би, ничего не услышал.

Наконец Би отреагировала. Она ответила ему, но не словами. Лицо, похожее на бульдожью морду, вдруг конвульсивно исказилось и взорвалось смехом.

Слушая ее, Клэй чувствовал, как чудесное облегчение, испытанное минуту назад, покидает его. Он понял — Би ему не поверила. И он никак не мог ничего доказать.

— Ну и глупыш! — воскликнула Би, наконец успокоившись. — Ты едва не обманул меня. Я почти поверила тебе. Я…

Она не могла говорить дальше, снова смеясь и сознательно привлекая к ним общее внимание. Эта нарочитость предупредила его: Би явно что-то задумала. У нее зародилась какая-то идея. Клэй прочел ее мысли и еще до того, как она заговорила, уже знал, что это за идея и как Би собирается воплощать ее в жизнь.

— Я женюсь на Джозефине, — быстро оказал он, прежде чем Би успела произнести хоть слово.

— Ты женишься на мне, — решительно заявила она. — У тебя нет выбора. Ты не знаешь себя, Сэм. Я знаю, что для тебя лучше, и я обеспечу тебе это. Ты меня понял, Сэм? Полиция не поймет, что это была лишь глупая похвальба, — добавила она. — Они тебе с радостью поверят. Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я передала им твои слова?

Он молча смотрел на нее, не видя никакого выхода. На сей раз он оказался перед худшим из возможных выборов. Поскольку Би не поверила ему и никогда не поверит, как бы он ни пытался ее убедить, а полиция поверит, едва услышав, значит, все усилия, вложенные в преступление, пошли прахом. Его голос был записан в этих стенах, эхом звучал в воздухе, ожидая невидимой публики будущего. Пока его никто не слышал, но одно слово Би заставит суд возобновить дело.

Одно слово Би.

Клэй по-прежнему молча смотрел на нее, но где-то в потайном уголке его мозга началась холодная калькуляция.

На мгновение Сэм Клэй почувствовал себя невероятно усталым. Он представил себе будущее, в котором сказал Би: "Да", женился на ней и долго жил с ней. Он видел эти маленькие холодные глазки, следящие за ним, чувствовал мощную хватку безжалостных челюстей, переживал тиранию, проявляющуюся постепенно или с самого начала, в зависимости от степени его податливости, пока он не окажется в абсолютной зависимости от этой женщины, вдовы Эндрю Вандермана.