Юрий Бурносов - Мистериум. Полночь дизельпанка (сборник)

Чугунов выскочил из домика вместе с художницами. В кутерьме никто не заметил, что Оленька Нерода так и осталась сидеть в кровати. Она сидела не шевелясь, не моргая, крепко сжав в кулаках край летнего одеяла, словно держалась за него.

– Туфля, туфля слетела, – отчаянно крикнула за окном Клавка.

– Брось, брось ее… БЕГИ-И-И, – страшно закричал в ответ Чугунов. В комнате Оленька даже не вздрогнула.

Топот множества ног удалялся в сторону виноградника.

– Мама! – тонким голосом крикнул кто-то.

Собачий лай в долине перешел в долгий тоскливый вой и внезапно оборвался. Борвиталь в ужасе слушал и слушал страшную тишину. Волну он заметил, когда та уже подошла вплотную к береговой полосе. Она двигалась совершенно беззвучно, просто приближалась, гигантская, невообразимая, дикой высоты волна. Борвиталь даже сразу не понял, что происходит. А когда понял, волна уже прошла прибрежную полосу кварцевого песка и накрыла собой долину.

Преподаватель метался на мысе, слыша крики ужаса со стороны поселка и понимая свое бессилие.

Но и после того как волна спала, путь в долину ему был закрыт. Уровень моря словно бы поднялся на несколько метров и застыл.

Борвиталь спустился вниз и только внизу понял, что это не вода, а черная, вязкая, но при этом странно прозрачная субстанция, в глубине которой что-то жутко и зловеще ворочалось. Тем не менее Борвиталь мужественно сунул ногу в парусиновой туфле в эту массу. Туфлю немедленно засосало и едва не утянуло за собой ее владельца.

Борвиталь вернулся к этюднику и сел на землю в полной растерянности. Что это такое, что за кошмар?! Разлив нефти, вырвавшейся из-под морского дна? Или масса водорослей, накопившаяся в глубинах и по некоей причине выплеснувшаяся на берег? Нет, глупости… Что гадать, махнул рукой Борвиталь, к тому же его познания в области биологии, геологии и океанологии были не столь обширны, чтобы он мог судить о происходящем и найти ему сколько-нибудь научное объяснение.

Но что-то подсказывало ему, какое-то глубокое внутреннее чутье, что все, что он знал о мире до этих пор, теперь совершенно несущественно.

Кабинет следователя НКВД Хазановича был совсем не страшный. Покрашенные зеленой краской стены, портреты Сталина и наркома Берии, карта Крымского полуострова. На обычном присутственном столе – малахитовый письменный прибор, листы бумаги и желтоватые папки, заложенный кусочком клетчатой бумаги примерно посередине «Петр Первый» Алексея Толстого… Среди бумаг – соевая конфетка в пестрой обертке (видимо, чай пил и закатилась).

Сам старший лейтенант госбезопасности Яков Михайлович Хазанович тоже был совсем не страшный. Он все время курил папиросы «Зефир» питерской фабрики имени Урицкого, носил тщательно отглаженный мундир с поблескивающим орденом «Знак Почета», а внешностью напоминал Борвиталю доброго кондитера Френкеля, жившего напротив в те времена, когда маленький Борвиталь еще бегал в гимназию. У кондитера всегда была для гимназистов небольшая скидка, а в праздничный день он даже мог бесплатно угостить какао со взбитыми сливками…

Старший лейтенант госбезопасности Хазанович, впрочем, какао со сливками Борвиталя не угощал. Только один раз – чаем с бутербродами, когда преподавателя как раз привезли из Крыма.

Следователь допрашивал Борвиталя уже в третий раз, и все про одно и то же. Наверное, так нужно было по каким-то правилам Наркомата внутренних дел, тем более что он не бил Борвиталя и не обижал. Просто задавал вопросы, те же самые, что в прошлый раз. Но это понемногу надоедало, и Борис Викторович начал тревожиться, а ну как в очередной раз запутается, собьется, расскажет по-другому, а следователь подумает, что он что-то скрывает, врет, передергивает…

– Значит, вы уверяете, Борис Викторович, что поднялись на мыс Меганом еще до рассвета? – скучным голосом спрашивал сидящего на табурете преподавателя следователь.

– Именно так, товарищ Хазанович, – стараясь не раздражаться, уже в который раз объяснял Борвиталь. – И мне пришлось пробыть там почти до самого вечера, пока не ушла, точнее, пока не ушло это… все Это.

Оно уползло обратно в море, оставив за собой абсолютно голые камни и коробки домов. Ничего живого. Ни кипарисов, ни старых яблонь, ни единой веточки винограда. Ни людей, ни животных.

Борвиталь потерянно прибрел в сторону поселка. Сам не зная зачем, тащил на себе этюдник – наверное, чтобы хоть как-то упорядочить действительность, которая просто не укладывалась в его голове.