Эмилий Миндлин - Две фантастические повести

Берега все ближе и ближе подходили один к другому. С палубы парохода уже можно было ясно различить их контуры. В сумерках четко обозначалась линия, отделяющая реку от моря, — пароход вошел в Днепр.

Пассажиры с любопытством разглядывали начинавшую развертываться по обоим берегам Днепра панораму.

Двухпалубный пароход «Эпоха», совершающий рейсы между Нью-Йорком и Киевом, уже оставил позади большую часть пути. Он пересек Атлантический океан, Средиземное море, Черное от Константинополя до Одессы и через несколько дней должен был возвращаться обратно.

— Как хорошо, что наконец видны берега! — вздохнула с облегчением одна пассажирка. — Однообразие моря так утомляет…

Ничего не ответивший на эти слова, ее спутник обратился к высокому молодому человеку, очень похожему на обритую обезьяну, худому, беспокойному и поминутно дергавшему блокнот, торчавший в его кармане:

— Вы скучаете, Виддуп?

Обезьяноподобный молодой человек оторвал взор от поверхности реки и, медленно повернувшись к нему, ответил:

— Мне не везет, мне каторжно не везет! — И он огорченно провел рукой по лбу.

Собеседник его рассмеялся:

— Дорогой мой, но разве вам привыкать стать!

— Увы, — вздохнул Виддуп, — мне не везет всегда, но я никак не могу привыкнуть!

— Наверное, вы сами в этом виноваты?

— Жизнь виновата, милый Ларский! — ответил Виддуп. — За что бы я ни принимался, неизбежно мне сопутствует самый отвратительный провал. А разве во мне меньше энергии или находчивости, чем в лучших наших американских репортерах?

— Однако, чем же вы объясняете ваши классические неудачи?

— Не мучьте меня вашими вопросами! Не знаю!

Помолчав минуту, он упрямо добавил:

— А все-таки я верю, что будет и на моей улице праздник!

— От души вам желаю, Виддуп, — улыбнулся человек с фамилией Ларский. — Но… когда же это будет?

— Каждый день может быть. Может случиться в любую секунду. Я уверен, что однажды произведу совершенно фантастическое открытие. Я вознагражу себя за все свои прежние неудачи. И вся печать в Новом Свете будет говорить обо мне.

— Но ведь, кажется, ваши неудачи могли бы уже вас отучить от ваших фантазий!

Виддуп огорченно покачал головой.

— Правда, — заметил он. — Как я начал свою карьеру?

Когда я попробовал описать какие-то развалины в Ниневии, [1] Столица ассирийского царства, лежавшая на левом берегу р. Тигра. оказалось, что они описаны чуть не за сотню лет до меня. Когда я наткнулся в Египте на таинственную гробницу — после того, как моя газета раздула мою находку, выяснилось, что впервые находка сделана сорок лет до меня и известна всем, кроме меня и моей газеты! Ведь вы знаете, дорогой Ларский, меня после этой истории выгнали из газеты! Я не унывал и продолжал действовать: Но как мне не везет, как не везет! Когда я попытался перелететь на аэроплане от полюса к полюсу, — мой аэроплан разбился через пятнадцать минут после подъема. Я случайно уцелел. И наконец, сейчас! Нет, вы только подумайте! Столько времени я проторчал у себя в Америке и ничего не мог найти подходящего. Америка стала скучна. Я решился совершить это путешествие— и стоило мне выехать из Америки, как там началась революция!

— Д-да, — произнес его собеседник, — невезение в самом деле на редкость.

Виддуп пожал плечами и, оставив Ларского, начал нервно шагать по палубе.

— Больной человек, — тихо прошептал Ларский, подходя к своей жене, сидевшей в стороне и с улыбкой, слушавшей весь разговор.

— Бедненький! — сказала она. — Чего он хочет?

— Дурак! — ответил Ларский. — Он ищет сенсаций во что бы то ни стало. Это выродилось у него в какую-то манию. Но все его неудачи похожи на анекдот. К тому же, ему недостает просто элементарных знаний для того, чтобы не влопываться по пустякам. Видишь ли, это просто вырождающийся тип старого американского репортера. Даже в Америке — наиболее отсталой теперь стране — уже переводится этот тип. Не до того. А вот этот — упорствует!

Пассажиры замолчали и в ожидании ужина смотрели за борт парохода. Непомерно расширенный у устья Днепр суживался теперь все больше и больше. Берега его были одеты гранитом, защищавшим прибрежные селения от разливов реки, а реку— от вползания в нее песчаного берега. Пароход приближался к Херсону. В сумерках берега становились синими. Деревья на них темнели черными вышками— и то там, то здесь в невидимых с парохода домиках вспыхивали огоньки.

— Завтра мы увидим знаменитое Запорожье и Днепровскую гидроцентраль, — сказал Ларский, обращаясь к жене. — Свет, который горит в тех домах на берегу, дан днепровской энергией. Право, невозможно представить себе что-либо величественнее этого сооружения, созданного почти семьдесят лет назад! Завтра мы осмотрим его!