Сергей Павлов - Акванавты. Повесть

Вместе со мной погружаются мириады крохотных пузырьков. Потом они все разом покидают меня, устремляясь к поверхности сверкающим облаком. Прощай, воздушная стихия!..

Боль в груди постепенно проходит. В бассейновом зеркале скользит мое отражение. Острый акулий плавник на спине, как вымпел, на локтях плавнички поменьше, пальцы рук в перепонках. Длинные ласты, выпуклые пузырьки теслитовых глаз… Кто-то из восторженных репортеров назвал первых гидрокомбистов «ангелами моря». Название привилось. Но сами профессионалы-глубоководники величают себя по-другому: «ангелы тьмы». Я знаю, в чем тут дело, и поэтому чувствую себя хранителем маленькой тайны.

Ангел тьмы… Что ж, дело привычное. Вынимаю нож и вкладываю клинок в небольшую щель возле зеркала. Болл говорил, что здесь обыкновенный фотоэлемент. Верно — сразу послышался гул компрессорных установок.

Давление нарастает и быстро и плавно. Непомерная тяжесть вдавливает живот. Еще и еще… Кожу покалывает. Жжет. Оболочка словно из крапивы. Все нормально: «прорастает» гидрокомбовый ворс. Сквозь кожные поры до кровеносных сосудов. Творцы оболочки инженеры-бионики использовали принцип действия крапивных стрекалец — сейчас это кажется делом простым. О том, как было сначала все очень трудно и сложно, знают немногие…

Сколько было споров, сомнений и даже человеческих жертв, пока не пришли окончательно к выводу: дышать в воде так, как привыкли, не обязательно. И вот ошеломительный успех: на больших глубинах можно обойтись без легочного дыхания. «Дышит» вся оболочка: кислород из воды — в гидрокомбы и в кровь. Гидрокомбы — мост с двухсторонним движением: туда — кислород, обратно — углекислый газ. Нет, даже не мост. Правильней — жабры. Но лучше, чем у рыб. Совершенней.

Подношу к глазам руку с перстнем-батиметром. Карбункул батиметра уже сменил красный цвет на оранжевый: давление в бассейне перевалило за сто атмосфер.

Поплавал немного, чтобы организм быстрее привык к новому состоянию. Движения обрели плавность и какую-то уплотненную легкость. Жжение и покалывание перестали беспокоить, лишь резь в глазах от контакта роговицы с теслитовым пластиком еще напоминала о моем недавнем человеческом прошлом.

Наконец, давление в батинтасовом зале превзошло давление внешней воды. Сработали механизмы, открывающие выход в океан, — участок дна бассейна с гулом провалился вниз. Меня закружило водоворотом и вместе с потоком вынесло в темное пространство. Тяжелая плита проворчала моторами и поднялась на прежнее место.

Плотная, холодная тьма… Но мне тепло: в оболочке предусмотрена система обогрева — лабиринт молекулярных цепочек токопроводящего полимера. Карбункул батиметра тлеет оранжевым угольком, циферблат перстня-часов фосфоресцирует голубоватым кружочком.

Луч фары лизнул закругленные стены подбункерного резервуара, спугнул стайку маленьких рыбок, осветил холмики занесенного сюда ила, обломки раковин и одинокую актинию с мохнатым венчиком ярко-красных щупалец. Выход из резервуара перекрывают массивные зубья ограждения. Поднимать эту решетку, конечно, не стоит. Проверяю, на месте ли нож, отталкиваюсь ластами и проскальзываю между зубьями. Тихо, как тень. Осторожная длинная тень с плавниками… Будь внимателен, будь начеку! «…Че-ку… че-ку», — пульсирует кровь в висках. Ангел тьмы, царь океана, будь начеку! Осматривай все, наблюдай. Замечай и учитывай каждую мелочь. Ты сегодня не просто подводник, ты — подводник-спасатель, десантник. Ищи и найдешь. Если не Пашича или его следы, то по крайней мере причину помешательства Дюмона. Ведь не кальмаров же он так испугался… «Че-ку, че-ку», — пульсирует кровь надоедливо. Это пройдет, скоро пройдет. Будь начеку!..

Дно перед станцией ярко освещено прожекторами. Там и тут видны полупогруженные в ил обломки гранита, поросшие султанами горгоний и цветами морских анемон. Эти «цветы» — белые, с матово-голубыми, как бы светящимися кончиками щупалец — приятно разнообразят скучный пейзаж. Ил, всюду ил, светло-коричневый, местами с красноватым оттенком…

Пошевеливая ластами, выплываю в центр освещенной площадки и, подняв облачко ила, повисаю над самым дном. Девятисоткиловаттные лампы прожекторов видятся мне обрамленными радужным гало. Осматриваюсь вокруг, хотя для беспокойств, пожалуй, нет оснований: кальмары не любят яркого света.

Вода изумительно прозрачна. На расстоянии двадцати метров в окружности отчетливо виден каждый предмет. Неподалеку, поблескивая тубами опорных ног, высится громада центрального бункера — яйцеобразное сооружение высотой с четырехэтажный дом. За пределами круга отчетливой видимости, на фоне непроницаемо-темных пространств, едва проступают расплывчатые контуры других бункеров станции. Над ними, словно одинокий минарет над городом, утонувшем во мраке, возвышается узкий цилиндр мезоскафного ангара.